каком-то оцепенении. Если б ее спасла черноволосая женщина в маске, с двойным мечом, она бы так не боялась, а эта белокурая душегубка… но разве она сама не убила кого-то всего час назад? Притом душегубка, несмотря на впалые глаза и железные мускулы, старше ее разве что года на три.
– Чего тебе надо? – выговорила она, шагая рядом с другой убийцей.
– Я отведу тебя к моей госпоже. – Железные пальцы больно сжимали руку. – Три часа тебя дожидаюсь – жаль не успела перехватить, пока этот мерзавец тебя не сцапал.
– Меня дожидаешься? – Прин попыталась освободить руку – не хватало ей еще новой боли вдобавок к старой. – Но почему здесь?
– Почему-почему. – Снова этот высокий, хриплый смешок. – Ты только что пришла со своих гор в этот странный, ужасный город – куда еще ты могла податься.
Прин хотела сказать, что она грамотная, не какая-нибудь невежда – но девушка отпустила ее руку и легонько подтолкнула вперед.
– Прошу тебя, скажи – куда ты меня ведешь?
– Говорю же, к моей хозяйке. Ты заинтересовала ее, она хочет тебе помочь.
Девушка свернула в особо темный переулок – Прин ничего не оставалось, как только идти за ней.
– Кто она, твоя хозяйка? Чем занимается? И для чего ей я? – Прин пыталась вспомнить, кто был на улице с этим странным созданием, когда Лис чуть не наехал на них.
– Она купчиха, очень умная и влиятельная. Ей нравится постоянно умножать как влияние свое, так и богатство. – Девушка ковырнула в зубах ножом, который так и не убрала в ножны.
То, что она не вытерла клинок, которым зарезала Нинкса, показалось Прин самым ужасным из всего виденного за этот ужасный день.
– А ты? – По всему телу Прин бежали мурашки – если это был страх, то какого-то нового рода, раньше она ничего подобного не испытывала. Не зная, как с этим быть, она притворилась спокойной. – Кто ты и чем занимаешься?
В конце переулка стояла лошадь, запряженная в крытую повозку.
– Я-то? – Девушка взяла лошадь под уздцы. – Хозяйка зовет меня Дикой Ини, а ее секретарша – Серебряной Змейкой. Саму ее звать Лучистая Бирюза, она варварка. Может, ты придумаешь для меня еще какое-то имя, если у нас задержишься. Занимаюсь же я тем, что мне нравится – а нравится мне убивать! – Она подтолкнула Прин к ступеньке; та, остро чувствуя свой бок и руку, откинула красные занавески и забралась в повозку.
5. О матронах, садах, мотивах и махинациях
Психоанализ говорит нам, что фантазия – это фикция, а сознание – продукт фантазии. Литература говорит, что значение – это языковой эффект, продукт собственной риторики, и потому тоже фикция.
Шошана Фелман. Открывая вопрос
– Рассвет – самое чудесное время в моем саду, – сказала госпожа Кейн. – Можно подумать, что синие георгины и черные тюльпаны посажены в тени того камня и у той вон каменной бестии лишь для того, чтобы показать утреннюю зарю во всей ее прелести. Не хочешь ли пройтись со мной по дорожке?
– Не знаю, что и сказать, госпожа Кейн. Зачем меня сюда привели?
– Тебе, конечно же, страшно. Дикая Ини напугает кого угодно, однако она полезна. Она говорит, что вырвала тебя из рук уличного сводника, зарезав его при этом! Не похоже, что ты привыкла к подобным ужасам – твой испуг мне понятен.
Прин подумала о драконе, о том, как убивала сама, о резне в подземелье. Нож белокурой убийцы положил, по крайней мере, конец разгулу насилия – а поскольку Прин не видела, как он вошел в Нинкса, то как бы и отношения ни к чему этому не имел.
– Госпожа, я… скорей растеряна, чем напугана.
– Вот как? – Синие юбки госпожи взметнулись от бриза – Прин помнила эту ткань по бабушкиному станку. – Что ж, понимаю. Насилие охватывает человека со всех сторон, как воздух птицу и вода рыбу – попавшему в эту среду остается лишь приспосабливаться. Я все понимаю, поверь. Чувствительная юная девушка оказывается в чужом доме чужого, хотя и богатого, пригорода, ей прислуживают незнакомые слуги, спит она на незнакомой кровати, не зная, кто войдет к ней в эту долгую ночь – это способно затмить даже то, что она испытала днем. Наша тихая обитель ужаснула тебя намного больше, не так ли?
– Значит, та большая женщина, что забрала мою одежду и наполнила мне ванну – служанка? Я слышала про слуг, но вблизи их ни разу не видела. – Прин посмотрела на свое новое платье. Бок утром болел куда меньше, но под зеленой материей скрывался огромный лиловый кровоподтек. – Она сказала, чтобы я не боялась, застилая мою постель. – Прин долго спала вполглаза, ночуя в лесу и в поле – но как объяснить это изнеженной даме? – Я и подумала, что проще будет поверить ей и поспать, чем не смыкать глаз всю ночь. Я растеряна, вот и все.
Госпожа Кейн вздохнула.
– За свою жизнь я уверилась в том, что ожидания людей редко совпадают с действительностью – и разбогатела, подгоняя действительность под их ожидания. Но собственные ожидания укоренились во мне столь же прочно, как суеверия в нищем невежественном варваре со Шпоры. Я полагаю, что тебе страшно, и машинально, несмотря на твои возражения, стараюсь развеять твой страх. Сами эти возражения скорей подтверждают, что мне это удалось, чем говорят, что я зря беспокоилась. – В ее улыбке проглядывала почти старческая ирония. – Значит, ты больше не боишься – и хорошо. Сойдемся на этом. Что за чудное утро! – Белые волосы госпожи были заколоты серебряными гребнями, темная кожа – гладкая на щеках, сморщенная на шее и кистях рук – лоснилась. – И как это просто – согласиться с чем-то, что-то принять. Именно к простоте я стремлюсь, гуляя в своем саду на рассвете. Посмотри на эти дорожки, на фонтаны, на защищающие нас стены, на мозаичные полы, на большие и малые статуи. Для меня это просто, тебя сбивает с толку.
Они шли по дорожке, вымощенной тем же красным кирпичом, что и рынок – но здесь и ее, и края клумб покрывал мох.
Поднявшись на горку, Прин увидела за стеной другой дом, где изразцы большей частью осыпались. По окруженной зубцами крыше расхаживало около дюжины мужчин в кожаных шлемах, кое-кто с копьями.
– Знаешь, мои садовники от меня в отчаянии. – Госпожа Кейн вернула на запястье браслеты, тут же снова начавшие сползать к локтю. – В это время им уже полагалось бы работать, но я велела Клитону не выходить