миг показалось бледное лицо? Он вновь осветил это место, но ничего необычного там не было. Тарлинг бросился к домику, обежал вокруг, но нигде никого не обнаружил. И все-таки у него оставалось смутное ощущение, что кто-то, пользуясь тенью, отбрасываемой домиком, прокрался мимо, может быть, скрылся в густых зарослях кустарника, окружавших сторожку с трех сторон. Он снова зажег фонарик, но свет его не распространялся дальше нескольких метров, так что различить что-нибудь на большом расстоянии не представлялось возможным. Тарлинг бросился в ту сторону, где, как он предполагал, укрылся неизвестный. Один раз, он готов поклясться, до слуха явственно донесся хруст ветки.
Он поспешил к тому месту, откуда дошел этот звук. Теперь он не сомневался, что кто-то прячется в зарослях. Он услышал быстрые шаги, потом вновь воцарилась мертвая тишина. Побежав вперед, Тарлинг, видимо, ошибся, потому что вдруг услышал подозрительный шорох у себя за спиной. Он тотчас обернулся.
— Кто там? — крикнул он. — Стой, или я стреляю!
Но ответа не было.
Сыщик стоял, жадно вслушиваясь в тишину. Минуты через три раздался звук трения обуви о стену. Он бросился к стене, чтобы не дать беглецу перелезть через нее, но, увы, снова никого не нашел.
И вдруг сверху, почти над его головой, раздался сатанинский хохот. Он прозвучал так жутко, что Тарлинга охватил смертный холод. Верх стены был укрыт ветками, так что и фонарик не помог ему разглядеть того, кто там смеется.
— Слезайте сейчас же, или я стреляю!
Но снова ночную тишину разорвал демонический хохот, в котором звучали издевка и торжество. И вдруг раздался хриплый голос:
— Убийца! Проклятый убийца! Это ты убил Торнтона Лайна! Ты! Так вот, получай же за это!
Тарлинг услышал, как сквозь ветки что-то падает, брошенное сверху рукой неизвестного. На руку его упала капля. Он с криком смахнул ее, жидкость жгла как огонь. Тем временем неизвестный спрыгнул по другую сторону стены и убежал. Сыщик наклонился и при свете фонарика обнаружил предмет, которым в него бросили. Это была маленькая бутылочка, на этикетке ее красовалась надпись «Купоросное масло».
XXVIII
Утром, часов в десять, Уайтсайд и Тарлинг сидели без сюртуков на диване и пили кофе. В отличие от полицейского инспектора, хоть и рано разбуженного, но успевшего выспаться, Тарлинг выглядел усталым и осунувшимся.
Они сидели в комнате, где была убита миссис Райдер. Темно-красное пятно на ковре красноречиво свидетельствовало об этой жуткой трагедии.
Они сидели молча, и каждый думал о своем. Ввиду собственных соображений Тарлинг рассказал Уайтсайду далеко не все, что свершилось этой ночью.
О встрече с неизвестным лицом у стены парка он тоже умолчал.
Уайтсайд закурил сигарету. Треск зажженной спички вывел Тарлинга из полусонного состояния.
— Так что вы думаете, Уайтсайд, обо всей этой истории? — наконец нарушил он молчание.
Уайтсайд покачал головой.
— Если бы что-нибудь украли, было бы хоть какое-то объяснение. Но ведь ничего не пропало... Мне очень жалко бедную девушку.
Тарлинг кивнул.
— Это ужасно. Пока доктор не дал ей наркотическое средство, ее невозможно было увести отсюда.
— Вся история неприятна и запутанна, с самого начала тут ничего не разобрать... — Полицейский инспектор задумчиво провел по лбу рукой. — Неужели у мисс Райдер нет никаких предположений относительно того, кто мог убить ее мать?
— Нет, ничего она так и не сказала. Возможно, что и не знает, кто это мог сделать... Она приехала к матери и оставила заднюю дверь открытой, так как предполагала вскорости, после разговора с матерью, . вернуться тем же путем. Но миссис Райдер проводила ее до парадного входа. Очевидно, кто-то наблюдал за девушкой и ожидал, когда она выйдет. Когда же девушка так и не появилась, этот кто-то прокрался в дом. Наверное, это был Мильбург. Хотя мне неясно, неужели у него не было ключей от этой двери? Если только он потерял их...
Тарлинг умолк. Он имел кое-какие соображения по этому поводу, но в данный момент не хотел высказывать их.
— Совершенно ясно, что это был Мильбург, — сказал Уайтсайд. — Он же ночью приходил к вам, значит, он здесь, в Гертфорде. Мы знаем также, что раньше он пытался убить вас, испугавшись, что девушка предаст его и вы проникнете в его тайны. А теперь он убил еще и ее мать, которая, по всей вероятности, о таинственной смерти Торнтона Лайна знает гораздо больше своей дочери.
Тарлинг взглянул на часы и сказал:
— Уж пора бы, собственно говоря, Линг Чу и прибыть...
— Ах, так вы послали за китайцем? — удивленно спросил Уайтсайд. — Я что-то никак не пойму: вы что, отказались от подозрений против него? Или наоборот?..
— Я просто вызвал его сюда, я хочу, чтоб он был здесь.
— Гм... Вы думаете, что он как-нибудь замешан в этой истории?
Тарлинг отрицательно покачал головой.
— Нет, я твердо верю тому, что он рассказал мне. Я, правда, несколько удивился, что его истории, пересказанной мною, поверили и в Скотленд-Ярде, этого я не ожидал... Но сам-то я прекрасно знаю Линг Чу. Он еще ни разу за все время нашей совместной работы не солгал мне.
— Убийство — скверное дело, — ответил Уайтсайд. — И если человек не лжет даже тогда, когда дело пахнет виселицей, значит, он не лжет никогда.
Внизу послышался шорох автомобильных шин, и Тарлинг подошел к окну.
— Ну вот он и прикатил! Легок на помине!
Через несколько минут китаец бесшумно возник в комнате. Тарлинг коротким кивком ответил на его поклон и вкратце рассказал ему все, что здесь произошло. Он говорил с ним по-английски, так что Уайтсайд имел возможность следить за разговором, временами вставляя свои замечания. Китаец слушал, не проронив ни слова, и, когда Тарлинг кончил говорить, он отвесил короткий поклон и мгновенно исчез.
После этого Уайтсайд пригласил Тарлинга подойти к письменному столу миссис Райдер, на котором в образцовом порядке лежали две пачки писем.
— Гляньте-ка на эти письма, мистер Тарлинг.
Сыщик придвинул стул и сел.
— Здесь все?
— Да, я сегодня с восьми утра обыскивал дом, это все, что мною обнаружено. Те, что справа, все от Мильбурга.
Они подписаны только инициалом «М», это его привычка, очевидно. Но на всех письмах указан его городской адрес.
— Вы их читали Уайтсайд?
— Даже два раза. Но в них нет ничего, что могло бы служить против Мильбурга уликой. Самые обыкновенные письма, о
