1
«Англия — это остров, каждый англичанин — тоже остров», — гласит пословица, и, где бы в целом мире ни обосновался англичанин, из окружающего моря языков сейчас же поднимается остров — британское владение. Когда мистер А. М. Троубридж купил дом на северном побережье Голландии, казалось, что земля, приобретенная им, внезапно поднялась над окрестными дюнами и насторожившимся серым Северным морем и сказала: «Не надо мне земляных валов для защиты, не надо мне маленьких мальчиков для затыкания отверстий в этих валах во время приливов! Hands off! Я — британское владение! Я — Англия!»
Но каким образом попал в английскую крепость темноволосый, смуглый, горбоносый господин с полным, как луна, лицом, выпуклыми веками над живыми черными глазами и черными усами? Каким образом очутился он в архипелаге долговязых, синеглазых, светлоглазых и светлокожих джентльменов с клюшками для игры в гольф? Вот какой вопрос со скоростью ткацкого челнока носился в воздухе между тремя такими джентльменами в один субботний августовский вечер. Помимо левантийского господина на виллу приехало еще пять человек гостей — три англичанина и два англизированных голландца. Приглашенных было, собственно говоря, только четверо, но мистер Троубридж славился гостеприимством, и господин Фермерен не ожидал никаких протестов со стороны хозяина дома, когда он подвел к нему незваного гостя и сказал:
— Мой знакомый, господин Баршьес. Надеюсь, вы ничего не имеете против, дорогой Троубридж!
И мистер Троубридж ответил, пожимая руку, с сияющей улыбкой:
— Друзья моих друзей — мои друзья. Добро пожаловать, господин Баршьес!
— Впрочем, — продолжал господин Фермерен, — я привез сюда господина Баршьеса не только по собственному почину. Он сам просил меня об этом. И не будь у него того веского основания, что он давно знает вашу виллу, я не решился бы взять его с собой.
— Вот как? — проговорил хозяин дома. — Вы и раньше знали эту виллу, господин…
— Да, — с улыбкой ответил непрошеный гость, — и беру на себя смелость заявить, что в каких бы далеких странствиях я с тех пор ни находился, вилла эта не выходила у меня из памяти.
— Очень приятно слышать! — приветливо воскликнул новый владелец виллы. — Вилла называлась «Solitudo», когда я купил ее, и я сохранил за ней это название. Но надеюсь доказать вам, что уединение не есть пустыня. Джон, подайте коктейль! Господа!
И движением стакана он приветствовал гостей.
У подножия каменной террасы начиналась неглубокая зеленая водная равнина, по которой пробегали длинные волны, точно порывы слабого ветра на полях. Далеко на западе, за узким, утыканным морскими знаками фарватером истекало кровью солнце, похожее на осыпающийся цветок мака. Пять облачков, поднятых кверху ветром, были его оторвавшимися лепестками.
— Добро пожаловать, господин Баршьес! Я понимаю вас. Кто хоть раз видел эту картину, тот не может ее забыть.
У балюстрады, в стороне от других, стоял византийский господин. Кто он такой? Никто не знал этого, а у хозяина дома не было привычки знакомить своих гостей.
— Забавный тип, — заметил мистер Стонхендж. — Похож на музыканта. Может быть, Троубридж собирается угостить нас концертом после еды? Меня музыка не интересует.
— По-моему, он больше напоминает профессора черной магии, — рассуждал мистер Крофтон. — Это было бы забавнее.
— Я скажу вам, на кого он похож, — решил мистер Кроуэл. — Я бывал в Константинополе. Он похож на доктора из какого-нибудь гарема.
Обеденный гонг пробил брешь в общем разговоре. Места занимали в том порядке, в каком подходили к столу, и человек восточного вида очутился на конце стола между мистером Стонхенджем и мистером Кроуэлом. Вначале разговор шел не очень оживленно, но потом вдруг разгорелся и с достойной удивления многосторонностью стал перескакивать с одного предмета на другой, задевая самые разнообразные темы: от вопроса об осушке Зюдерзее к вопросу о том, существовала ли когда-нибудь Атлантида; далее, через роман Бенуа, к дебатам о литературном плагиате и его праве на существование; потом к мистическим изображениям на острове Св. Пасхи и внутренней связи культур. У левантийского господина были свои взгляды и мнения по поводу каждого из этих вопросов. Излагал он их голосом сравнительно приятным, пока владел собой, но крикливым и каркающим, как только начинал увлекаться. Его взгляды, всегда обоснованные и подчас оригинальные, проигрывали оттого, что он отстаивал их с таким невероятным упорством. От внимания более светлокожих гостей не могло ускользнуть, что разговор, собственно, вел он. Когда возникла минутная пауза, мистер Кроуэл наклонился к мистеру Крофтону и пробормотал:
