— Ошибка новичка, Берри Блу! — раздаётся бас Кулхардта за моей спиной.
Он стоит в дверях своего кабинета. Точнее, его мощная фигура заполняет собой почти весь дверной проём. Длинного пальто на нём нет, зато на голове красуется широкополая шляпа. Он смотрит на меня своим немыслимым взглядом. Честное слово, МАКС, никто не умеет смотреть так невозмутимо, так cool[6], как Coolхардт! Не знаю, сколько он тренировался перед зеркалом, прежде чем начал так смотреть на других, но на меня его взгляд действует просто завораживающе!
— Ошибка новичка? — переспрашиваю я. — Что вы имеете в виду?
— Что я имею в виду. Заходи в мой кабинет, Берри Блу. Здесь и поговорим.
Я оглядываюсь на Мильфину, но она лишь пожимает плечами. Так что мне приходится проследовать за её шефом. Кабинет его традиционно пуст. Ни листка бумаги. Нигде.
Кулхардт плюхается в кожаное кресло за письменным столом, кладёт ноги на стол и устремляет взгляд в окно.
— Теперь вы можете объяснить мне, в чём дело? — осторожно спрашиваю я.
— Теперь я могу объяснить тебе, в чём дело. Я могу, — отвечает Кулхардт, не отводя взгляда от окна. — Мир там, снаружи, недобр и опасен, Берри Блу. Гораздо хуже, чем может себе представить тот, кто вырос в тепличной атмосфере добропорядочной бюргерской семьи.
— Какая ещё тепличная атмосфера! — возмущённо восклицаю я. — Во-первых, мои родители часто оставляли меня одного, когда я был ма…
Один взгляд Кулхардта, и я замолкаю на полуслове.
— Доводилось ли тебе хоть раз заглядывать в жестокие, холодные глаза преступного мира, Берри Блу?
— Что? Э-э-э… нет, если не принимать в расчёт затею со свиньями.
— Свиньи, Берри Блу. Раньше свиньи были лишь завязкой истории — теперь же они стали и развязкой.
— Что вы хотите этим сказать? Я…
— Что я хочу этим сказать. Объясни ты, Липински.
Я подскакиваю на месте, но уже слишком поздно: что-то тёплое течёт по моей щиколотке.
— Липински! Старая ты свиньи! Неужели нужно каждый раз на меня писать?
— Йофф.
— Липински — не свинья, — произносит Кулхардт.
— Да знаю я! Пёс, который писает на меня при каждой встрече.
— Он живёт в теле бассета, — напоминает Кулхардт, — но душа его — мой покойный партнёр. Кроме того, он мочится на тебя потому лишь, что ты ему нравишься. Об этом я тебе тоже много раз говорил.
— Мне всё равно. Это ужасно раздражает. Мама уже удивляется, почему мои брюки всё время так пахнут, когда я отдаю их в стирку.
На лице Кулхардта появляется ехидная ухмылка:
— Стирай сам. Тогда никто не будет удивляться.
Нет, на это я не пойду.
— Но ведь свиньи в безопасности, — возвращаю я разговор к нужной теме.
— Свиньи в безопасности, Липински? — спрашивает Кулхардт.
— Нёфф.
— Сам слышишь.
Временами я задаюсь вопросом: действительно ли Липински что-то отвечает, либо же это просто игра моего воображения?
— Не понимаю! Вы ведь знаете, что за дом у родителей МАКС. Там так же безопасно, как и… как и…
— В банке? — заканчивает предложение Кулхардт и издаёт презрительный смешок.
— Вот именно! И потом, Готтхильфу и Женевьеве там очень хорошо. Особенно Готтхильфу. Он положил глаз на мопсиху Розали. И она ему тоже симпатизирует!
— Нёфф! — раздаётся за моей спиной.
В тот же миг дверь с грохотом захлопывается.
Оглядываюсь в поисках Липински, но его и след простыл.
— Что на него нашло? — глупо спрашиваю я.
— Что на него нашло. Это было ошибкой, Берри Блу.
Тут меня осеняет:
— Точно, Липински ведь тоже неровно дышит к Розали!
— Можно и так сказать, — отвечает Кулхардт, — но я называю это любовью. Я, правда, не вполне его понимаю, но на вкус и цвет, сам знаешь, товарищей нет.
— И что теперь?
— И что теперь. Теперь у Липински любовная тоска. А это плохо, Берри Блу. Очень плохо!
— Почему?
— Почему. Ещё увидишь.
— А что вы говорили про свиней?
— Что я говорил про свиней. Сам разбирайся. А теперь оставь меня в покое. У меня дела. Кроме того, твои нескончаемые вопросы действуют мне на нервы.
О том, что его нескончаемые повторения моих вопросов тоже действуют мне на нервы, я лучше умолчу.
— Не могли бы вы дать мне ещё один совет? — обращаюсь я к нему, уже стоя в дверях.
— Не мог бы я дать тебе ещё один совет. Внимательно следи за свиньями. Вот тебе совет.
— Вы не в курсе, почему Кулхардт считает, будто бы дело ещё не закрыто? — спрашиваю я Мильфину, которая как раз запихивает свои рождественско-пасхально-именинно-свадебные салфетки на полку, где уже выстроилась целая армия пластиковых пасхальных кроликов и музыкальных часов в виде фигурки Санта-Клауса.
Она вздыхает:
— Ни малейшего понятия, Берри. Я обо всём узнаю в последнюю очередь. Такова секретарская доля.
Я понимаю, что от неё не дождёшься никакой помощи, и откланиваюсь.
Правда, порожняком уйти не получается: Мильфина всучивает мне пять банок испанских консервированных персиков, чей срок годности на исходе. Родители обрадуются, ведь наши посетительницы так любят торты с персиковым кремом.
Эх, как бы узнать, почему Кулхардт уверен, что дело ещё не закрыто?
С Готтхильфом и Женевьевой ведь всё в порядке. Или что-то не так?
О, только что в комнату заходила мама. Надо снова идти в кафе. Надеюсь, ты не решила нанести нам визит после ещё одного костюмированного бала.
До скорого,
Берри
Отправитель: ПинкМаффин
Получатель: БерриБлу
Тема сообщения: Любовная горячка
Привет, Берри!
Вот тебе, пожалуйста, снова началось! Ох уж мне этот Кулхардт со своим «Внимательно следи за свиньями»! Он высказывается ещё туманнее, чем дельфийский оракул[7]. С тем же успехом ты мог бы разломить «печенье счастья»[8], чтобы узнать, что нужно делать.
