Глава 3
Начальная школа[9]
Около пяти утра Энрике посетила мысль: хотя доставленный Бернардом заказ выглядел весьма привлекательно и был в отличном состоянии, сам Бернард в роли курьера позорно провалился. Он не сделал самого главного — вовремя не удалился. Было очевидно — по крайней мере для Энрике, — что между ним и Маргарет пробежал физически ощутимый ток, и поэтому, когда «Субботний вечер» закончился, она еще долго не могла наговориться. Достаточно вспомнить, как Маргарет, когда в 4.47 утра у них не осталось сигарет и «Матеуса», в ответ на предложение Энрике пройтись до Шеридан-сквер и позавтракать в «Сандолино», радостно воскликнула: «Прекрасная идея! Я бы даже опустилась до того, чтобы съесть гренки из халы[10]!». Разумеется, уже тогда Бернард, если бы он обладал минимальным писательским чутьем и различал нюансы, должен был понять: женщину, которую он в течение трех лет после окончания университета столько раз приглашал на ужин, и все их встречи заканчивались задолго до полуночи, — эту женщину привлекают отнюдь не гренки, какими бы кошерными они ни были, а он, Энрике. Если бы Бернарду хватило достоинства, он, безусловно, исчез бы под благовидным предлогом, предоставив Энрике право сопровождать Маргарет к Шеридан-сквер по улицам Нижнего Манхэттена — по ним как раз расползался розовый утренний туман, придававший Энрике, как он сам надеялся, романтический ореол.
Но Бернард с удовольствием ухватился за идею предрассветного завтрака, так что их по-прежнему было трое; правда, в 5.15 утра не пришлось ждать, пока освободится место за одним из исцарапанных сосновых столов в «Сандолино». Кроме них в этом круглосуточном заведении было всего шесть человек, хоть до него и было рукой подать посетителям гей-баров (тогда их еще не накрыла волна СПИДа) и клубов с запада, студентам Нью-Йоркского университета с востока, артистической публике с юга, туристам с севера и страдающим депрессией писателям — со всех четырех сторон света.
Раздраженный и разочарованный тем, что ему не удалось избавиться от Бернарда, Энрике тем не менее не терял надежды, полагаясь на свои способности собеседника и призывая в союзники географию грядущих прощаний. На пути из «Сандолино» их дома располагались в следующем порядке: сначала Бернард, на Восьмой улице возле Шестой авеню, потом, поблизости от него, но все же дальше к востоку — Энрике, на той же Восьмой возле Макдугал, и последняя — Маргарет, на Девятой улице восточнее университета. Они распрощаются с Бернардом, а потом Энрике галантно предложит проводить девушку до дверей, дав понять, что его интерес простирается гораздо дальше желания удостовериться в реальности существования Маргарет Коэн.
Энрике и Маргарет поддерживали оживленный диалог, в то время как Бернард в основном помалкивал. Проглотив три четверти гренков из халы, Маргарет отодвинула тарелку и подалась вперед, продолжив шутливый допрос, начатый пять часов назад. Выясняя, какое все-таки образование получил Энрике, она спросила, окончил ли он по крайней мере начальную школу. Энрике торжественно объявил, что он выпускник НШ № 173.
— Что? Да ну-у-у! — воскликнула Маргарет, растягивая «у», чтобы подчеркнуть свое изумление. Она слегка дотронулась до руки Энрике, лежавшей на столе между их кружками с кофе. Ее тонкие пальцы только слегка коснулись темной поросли и зависли над ней. Энрике показалось, что каждый волосок встал дыбом, жалобно моля о продолжении и более тесном контакте. Он опустил глаза, чтобы посмотреть, что же происходит на самом деле. Перехватив его взгляд, Маргарет будто немного смутилась. Она заглянула Энрике в глаза, и во второй раз он испытал шок, ощущение более сильное, чем просто сексуальное возбуждение. Маргарет, должно быть, неправильно поняла его взгляд, потому что немедленно убрала руку, словно он сделал ей замечание.
— Быть такого не может! — заявила она.
— Не может быть, чтобы я учился в НШ № 173? — вслух изумился Энрике. — Наоборот, очень даже может. Я жил через дорогу.
— Но это я ходила в НШ № 173! — возразила Маргарет. Несколько вытянутый овал ее лица словно рамкой охватывал безупречные овалы ясных глаз. Их удивленный взгляд он встретит бесчисленное количество раз, когда что-нибудь будет ставить Маргарет в тупик или радовать ее.
Энрике немного помолчал. Маргарет и Бернард вместе учились в Корнелльском университете, а значит, она была на три или четыре года старше юноши, чрезвычайно рано заявившего о своем таланте. Он покинул отчий дом в шестнадцать лет и привык на равных общаться с людьми на четыре-восемь лет старше себя, выбора не было: его ровесники еще два года проучились в школе, а потом еще четыре — в университете. Имея за плечами несколько лет так называемой взрослой жизни, Энрике мог бы быть более уверенным в себе, однако ему никак не удавалось расстаться с подростковыми страхами. Он до сих пор совсем не понимал женщин, хоть и прожил с одной три года. Прочитав все романы Бальзака, он знал, что даже молодой женщине нельзя напоминать, что ты еще моложе. Он попробовал просто поддержать разговор:
— О-о, значит, ты училась в 173-й в одно время со мной?
— Да нет же! — Потеряв терпение, Маргарет тряхнула головой, как лошадь, отгоняющая муху. Этот жест тоже станет ему хорошо знаком. — Б Квинсе! Я выросла в Квинсе и ходила в 173-ю, но это было в Квинсе!
— Ага, — произнес Энрике, смущенный ее горячностью. — Что ж, значит, нам суждено было встретиться, — сказал он, пытаясь обратить ничем не примечательное совпадение на пользу романтическим целям.
— Но не может же быть двух 173-х, — сказала Маргарет и оглянулась на Бернарда, рассчитывая на подтверждение.
Наконец-то, после нескольких часов существования в общем разговоре, когда каждая следующая тема все больше увлекала Маргарет и Энрике, в то время как Бернард все сильнее бледнел и все глубже погружался в угрюмое молчание, он оживился. Распрямив узкие сутулые плечи и приняв чересчур правильную осанку, он затряс большой головой с нимбом непокорных кудрей. Казалось, невидимый кукловод привлекал внимание зрителей: а сейчас выступит деревянный человечек Бернард.
— Ну да, этого не может быть. Исключено, чтобы в городе было две 173-х. — Взгляд его покрасневших карих глаз пренебрежительно скользнул по Энрике. — Ты просто забыл номер своей школы, — с уверенностью заключил Бернард.
И тут Энрике, не сдержавшись, продемонстрировал Маргарет свою вспыльчивость, чего уж точно не следовало делать.
— Я ничего не забыл! — огрызнулся он и, резко дернувшись, едва не свалился со стула. Он ухватился за стол, и кофе выплеснулся из белых кружек на блюдца. В воображении Энрике тут же возник Гильермо, его отец, чье тело было слишком крупным для большинства комнат и чей дух не могла вместить ни одна. Краем глаза Энрике заметил, что Маргарет подхватила свою кружку, пока та не опрокинулась окончательно, и потянулась к соседнему столику за салфетками, чтобы вытереть стол. Ее поведение явно указывало на то, что он ведет себя слишком неуравновешенно, чтобы оставаться привлекательным в глазах любой женщины, а тем более такой жизнерадостной. Способность Маргарет сохранять хорошее настроение была просто удивительной. Они провели в разговорах около восьми часов, и она даже ни разу не нахмурилась, оставаясь неизменно милой и доброжелательной — совершенно поразительно, ведь она была не из вечно улыбающихся дурочек. Но даже страх лишиться ее расположения не заставил Энрике держать себя в руках:
