«Отражение чужого».
«Смешении… части собственного. Чужое, как…»
«Это называется донорством…»
«Мы лишь знаем… миссия провалена».
«Они… слишком много вложили».
«Крах… не допустят…»
«Блокада свободной сети…»
– Слушаем запрещенное радио, Берк? Под статьей ходишь.
Я очнулся. В салоне маячило округлое лицо капитана Гарри. Его дежурная улыбка, которая может означать что угодно.
Моя рука потянулась к панели управления, но это было лишним – шеф, открывший боковое стекло и по плечи проникший в салон, уже выключил радио. Оказалось, что спинер приземлился под большим зонтом посадочной трассы, на верхней площадке штаб-квартиры «БлекСкай» – одного из самых высоких небоскребов верхнего уровня Чикаго.
– Я сказал ему лететь домой, – спросонья буркнул я.
– Это твой настоящий дом, Рик, – ответила улыбка капитана.
– Перехват управления, – я потянулся к двери, чтобы вылезти наружу. – Ты даже вышел встречать меня?
– Сиди уж. Хреново выглядишь, гончий. Езжай-ка поспи.
– А доклад?
– Уже знаю.
– Со мной запись.
– А-а, да. Можешь посмотреть ее дома, – как-то не очень заинтересованно сказал Гарри.
«?»
– Потом доложишь.
Спинер закрыл двери и начал подготовку к взлету. Шеф подмигнул мне и поспешил прочь – к площадке неподалеку, на которую заходила другая, с виду гражданская, машина черного цвета.
Дом встретил меня долгожданным уютным сумраком. Первым делом я попросил Эспер полностью закрыть жалюзи. Полоски мутного дневного света, проникавшего на субуровень через вертикальные транспортные каналы, исчезли.
Заглянул на кухню. Наверняка найдется чистый стакан.
Точно. Стоит рядом с мойкой. Словно ждет хозяина.
Назад. Шляпу и плащ на вешалку. Ботинки под дверь.
«Сушить», – то ли произнес, то ли подумал я.
Скорее произнес, поскольку услужливая и безотказная система включила вентиляторы, утопленные в стены и решетчатые углы у входа.
«Небо номер 5. Сразу после заката. Нет, добавь немного золотого».
Ожили скрытые в плитке лампы, и в квартиру вернулся приглушенный золотистый свет, будто после заката, но не земного, а какого-то другого… С другой планеты, которой, возможно, во Вселенной и нет.
Вот теперь я по-настоящему дома – в своем уютном нигде.
Вернулся на кухню и взял стакан.
Совершенно чистый. Блестит и играет гранями. Значит, мыла машина. Моя бесконечно точная исполнительная Эспер. Умница. Что бы делал без тебя?
Я провел ладонью по посудомоечному модулю, и глазок маленькой видеокамеры проследил за мной, выходящим из кухни.
«Покажи звездное небо».
Еще из коридора я увидел, как над моим диваном в гостиной развернулась картина ночного неба – картина, от которой не оторвать глаз, настоящее произведение искусства.
– Вам нравится? – мягким голосом спросила Эспер.
– Да. Спасибо.
– Не уроните бутылку.
Я остановился, заметил, что свободная рука замерла в сантиметрах от початой бутылки виски, забытой вчера на столике.
– Спасибо, что предотвратила ДТП, – поблагодарил я систему и подхватил бутылку.
– Пожалуйста, создатель.
– Мы же договорились. Не называй меня так, – я шел по коридору, глядя через окошко в фальшстене и жалюзи на островок космического неба, раскинувшийся над гостиной.
– Да, Рик. Просто мне хочется называть вас создателем. Я подумала, вам тоже будет приятно.
– Эспер, я не твой бог, но… мне понравилось. Только не слишком часто, ладно?
– Раз в сутки?
– Да… Слушай, мне надо отдохнуть, – я намекнул, что не настроен болтать.
Спать или заняться записью?
Я прошел мимо пианино, дотронувшись стаканом до клавиш, те издали долгий звук, повисший в тишине. По пути скинул пиджак, и беспорядок комнаты без сомнений принял его.
Диван. Небо над головой, звезды.
Наверняка в записи ничего интересного. С другой стороны, в забытьи интересного не больше.
Глоток виски, и через секунду мне стало совсем хорошо. Или так подействовала ночь, которую мы с компьютером устроили. Или сигарета, которую я как-то незаметно закурил.
– Эспер.
– Да.
– Что ты чувствуешь, когда отключаешься?
– Перед сном?
– Да, перед сном.
– Усталость. Накопленную за день энтропию.
– А сны? Ты часто их видишь?
– Вы знаете ответ…
Да, знаю. Я создал ее из стандартной модели. Мне удалось внести в математику несколько сложных уравнений, не имеющих однозначного визуального решения, но сам поиск которого имел для системы смысл. Правда, время от времени Эспер просила своего создателя придумать новые уравнения. Иногда я сам поступал так, не предупреждая, – делая ей своеобразный сюрприз…
Где-то сбоку находился глазок, который не мигая смотрел на меня. Я повернул туда голову и протянул руку.
– … и я благодарна вам за них, – договорила Эспер.
Система повернула настенную лампу (нарушила текущий протокол), чтобы луч света коснулся вытянутой руки.
Я улыбнулся.
– Сны здорово грузят память, Эспер.
– Но это лучше, чем заполнять ее бесконечными нулями… Разве не так?
«Так. Я вот заполняю себя этим небом», – вновь вернулся к по толк у.
– Не узнаю рисунок. Что-то новое?
– Мой последний сон.
– Ну не последний…
– Вчерашний.
Надо же, она могла решать уравнения в виде любых образов, но ей почему-то снится звездное небо. Планеты и галактики. Наши сны почти одни и те же. Человек и машина. Неужели по образу и подобию? Что я дал ей – красивый математический лабиринт с ускользающим решением или что-то еще?
Я все смотрел в это небо, вглядывался в сон собственного творения… а может быть, уже спал сам. Спал в хороводе ее снов, жил темнотой дальнего космоса, дышал блеском звезд и очертаниями галактик, исчезающими линиями газовых скоплений. Плыл в мелодичных звуках вселе…
Это музыка?
«Эспер незаметно включила своего Вангелиса».
Я открыл глаза и увидел, как компьютер опять забавляется. Играет со светом, пока я не вижу. Впрочем, я бы не стал ругать ее, ведь это было по-настоящему красиво. Жалюзи с внешней стороны окон оставались закрытыми, а внутренний ряд то открывался, то закрывался под музыку, впуская внутрь синеватый свет ламп, двигавшихся между стекол.
