Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
— Кто у нас в гостях, адмирал?
— Поручик Муравьев.
— Вадим! Не может быть! Вадим, протяни ко мне руки.
Поймав руки Муравьева, Суриков притянул его к себе.
— Я должен с вами расцеловаться. Жаль, что не могу увидеть.
Офицеры обнялись. Суриков ощупал голову Муравьева.
— Ранен?
— Осколочные царапины.
— Глаза не повреждены?
— Нет!
— Вот мне не повезло.
— Миша, прошу!
— Хорошо, Настенька. Она не любит, Вадим, когда говорю о своем несчастье. Но ты понимаешь…
Суриков сидел, низко склонив голову, потирая руки, как будто отогревал их от холода.
— Направляетесь, Вадим, конечно, в Омск? — Адмирал закурил папиросу. — Кажется, сибирский городок для таких, как я, станет Меккой.
— Там, адмирал, вы увидитесь с Колчаком? Вы ведь знали его близко?
— Постараюсь добиться с ним встречи. Если по старой памяти примет меня. Ведь его свидание со мной кое-кому, особенно из иностранного его окружения, может оказаться нежелательным. Последнее время не перестаю удивляться, как в нынешней обстановке меняются люди. У многих в обиходе появилась омерзительная в русском характере черта: перед власть имущими многие играют роль грибоедовского Молчалина. Правда, это было и раньше, но не так оголено. Микроб подхалимничания у нас, видимо, в крови. Так вот, Вадим, надеюсь увидеть Александра Васильевича. Надеюсь, в своем нонешнем высоком звании он меня не забыл, ибо я был среди тех, кто настоятельно советовал государю именно адмирала Колчака назначить командующим Черноморским флотом, когда там пиратствовали «Гебен» и «Бреслау». Он оправдал наши рекомендации. Но чувствую, что на суше у него под килем нет необходимых семи футов.
Возможно, мои опасения несостоятельны. Ибо сужу обо всем с чужого голоса, но интуиция меня редко обманывает. Я становлюсь нетерпимым пессимистом, и не без основания, после того, как в поезде штаба Гайды для меня не нашлось места. Хотя брюзжу в данном случае напрасно, прекрасно зная, что на суше флот у армии не в чести.
Адмирал замолчал, начал нервно покашливать.
— Кроме того, побаиваюсь, что в Омске меня посчитают за балтийца с опасно неустойчивыми политическими взглядами. Ведь многие в Екатеринбурге знали, что сын мой сражается на стороне большевиков. Мы, кажется, вам об этом еще не говорили?
— Нет, Анастасия Владимировна сказала мне об этом еще в санитарном поезде.
— Неужели? Дочурка у меня храбрая, ничего не скажешь. И как же вы приняли столь шокирующее нас известие?
— Скажу откровенно, на меня это известие не произвело особого впечатления. Мой отец тоже.
— Знаю, Вадим. Мне случайно рассказал об этом в Екатеринбурге золотопромышленник Вишневецкий. Он дружил с вашим отцом и буквально был потрясен, когда тот отказался эвакуироваться, кажется, с древнейшего демидовского завода. Судьба отца вас не взволновала?
— Обожаемая мною мать научила меня считать любые поступки родителей правильными и не подлежащими сыновьему обсуждению. Но за судьбу отца волнуюсь только потому, что у него слишком твердый характер. Молчалиным он ни перед кем не станет.
— Да, да. Видите, как просто решаются после Октябрьской революции сложные проблемы отцов и детей. Но на все воля Всевышнего. Понять не могу, почему мне сегодня все время душно, будет гроза. Может быть, Вадим, выйдем с вами побродить по палубе?
— Я думаю, папа, сейчас для тебя будет прохладно. Ты и так кашляешь.
— Кашляю, Настенька, от табака. Кроме того, дочурка, ты уже убедилась, что на воде я выхожу из повиновения твоих забот и желаний. Чтобы не волновалась, накину шинель.
Муравьев, сняв с вешалки шинель, накинул ее на плечи адмирала.
— В таком случае я тоже пойду с вами.
— Нет, доченька, разреши нам быть без тебя. Может начаться мужской разговор.
— Хорошо, папа.
— Конечно, недовольная моим отказом, ты сейчас завяжешь губы пышным бантиком?
Настенька засмеялась.
— Ошибаешься. Не завяжу. Хотя мне очень обидно, что не буду слышать ваш мужской разговор о происходящих событиях. Попробуй, папа, разуверить меня, что не права?
— Права. Но мы идем с Вадимом вдвоем.
— А Миша?
— Будем рады, если у него есть желание.
— Прошу меня извинить, нестерпимо болит голова…
3
По пустынной палубе адмирал и Муравьев молча обошли два круга. Адмирал, закурив, откашливался. На реке дул низовой ветер, и воздух был влажным.
Остановившись на корме, адмирал спросил:
— Мне интересно ваше мнение, Вадим, о происходящем. У молодежи теперь обо всем свое особое мнение. И я нахожу это правильным. Как вы думаете, почему после недавних успехов на фронтах вдруг началось такое паническое отступление?
Муравьев ответил не сразу.
— Удовлетворит ли вас мой ответ, адмирал? Я очень озлоблен, наблюдая происходящее вокруг меня. Меня бесит вранье о несокрушимости колчаковской Сибири, бесит вранье наших газет о скорой гибели Советской власти. И не скрою, порой мне кажется, что я уже присутствую при начале конца. Начало конца, когда светлая идея о создании единой неделимой России, отвоеванной нами от большевиков, окажется просто-напросто бредовой мечтой ловких, жуликоватых политиков, как отечественных, так и иностранных, греющих руки на страдании русских в гражданской войне. Все происходящее так не похоже на неповторимую легенду о затонувшем на глазах врагов благочестивом граде Китеже, Сибирь, в которой мы еще держимся, Омск, с его неблагочестием, вместе с нами грешными не затонет в Байкале на глазах большевиков, а мы, оказавшись под их властью, испытаем немыслимые горести. Омск не станет новым Китежем. Я видел нашу жизнь в Екатеринбурге, и мне трудно поверить, что в Омске иная жизнь.
— В чем главная причина наших неудач?
— Причин много. Главная — отсутствие человека, которому можно верить, что именно его разум и воля способны осуществить желанное всем нам будущее России. Кроме того, у нас нет ясности: какой мы хотим новую Россию? У большевиков есть предельная ясность, они громко заявляют, что их будущее — власть пролетариата и его диктатура. Народ их тоже боится, но верит, что у них есть воля сдержать слово об обещанной Советской России. И я уверен. Да, именно уверен, что русский народ верит большевикам. Народ верит им, если не сердцем, то разумом. Я видел, Владимир Петрович, страх наших солдат в боях перед красными. В нашей армии уже знают большевистских революционных героев. Чапаев — живая легенда. А где наши герои с ореолом, подобным чапаевскому? Их у нас нет. Зато у нас есть генералы, мнящие себя полководцами, но враждующие между собой, подставляющие друг другу ножки при невыгодных для них выполнениях боевых заданий.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
