Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
— Спасибо, по-стариковски. Он на пароходе.
— А мичман Суриков? Как его глаза?
— К сожалению, совершенно ослеп.
— Бедный! Это ужасно. Он так любит жизнь.
— Он с нами.
— И вы, конечно, его невеста?
— Да. Я его невеста.
— Вас я увидел сегодня, когда поднимались по трапу на пароход, и от неожиданности так растерялся, что не отважился подойти.
— Растерялись? — переспросила Настенька. — Отчего?
— От внезапной встречи, долгожданной, но слишком неожиданной.
— Увидели и не позвали. Неужели действительно растерялись?
— Кроме того, не хотел показываться вам в таком забинтованном варианте. Но, как видите, стою перед вами и радуюсь, что слышу ваш голос.
Муравьев старался рассмотреть девушку, она, заметив его внимание, спросила:
— Находите во мне перемены?
— Нет, вы прежняя. Пожалуй, только еще более красивая. Но во взгляде непривычная для вас озабоченность, вернее встревоженность.
— Неужели разглядели в такой темноте?
— На вас падает зеленый свет.
— Все может быть — и встревоженность и озабоченность от недавних переживаний при эвакуации.
— Почему не покинули Екатеринбург по железной дороге?
— У генерала Гайды для папы не нашлось места. Куда едете, Вадим Сергеевич?
— В Омск. Временно отвоевался.
— Ранения тяжелые?
— Голова поцарапана осколками шрапнели, а с рукой плохо.
— Вижу, в лубках.
— Перебита кость. Доктора успокаивают, что все будет нормально. Говорят, молодость поможет. Вы тоже в Омск?
— Да.
— Надеюсь, там будем встречаться?
— Мне будет приятно общение с вами. — Настенька, повернувшись к реке, продолжала говорить: — Какая темень! Перед вашим приходом всходила луна, но её прикрыли тучи. Мне так хотелось посмотреть восход луны. Рождение солнца посчастливилось увидеть на берегу Тавды. Стихи пишете?
— Пытаюсь, но редко и неудачно. Слишком омерзительна проза жизни.
— Да, проза мрачна.
— Меня глубоко волнуют наши неудачи на фронтах. Это паническое отступление, граничащее с постыдным бегством. Честное слово, трудно представить, до чего дошел маразм генеральского тщеславия. Пример — командир нашей дивизи генерал Голицын. На словах — Бонапарт, а как дошло до дела, то драпанул на восток в чешском эшелоне, воспользовавшись дружбой с Чечеком.
— Огорчена, что не пишете стихи. Из напечатанных все наизусть знаю. В Екатеринбурге читала на благотворительных вечерах и всегда с большим успехом. Вы модный поэт. Мне ваша поэзия нравится, а если быть откровенной, то она мне созвучна и близка.
Помолчали.
— Ваши стихи созвучны Блоку.
— Что вы? У него «Незнакомка».
— А у вас «Девушка с васильками». Вспомните, вы раньше всегда принимали на веру мое мнение. А почему теперь сомневаетесь? Взгляните мне в глаза, и я уверена, поверите, что говорю правду.
Настенька шагнула к Муравьеву, подставив лицо под зеленый свет фонаря. Муравьев совсем близко увидел ее глаза, лучившиеся из-под длинных ресниц. От их взгляда Муравьеву стало тепло. Он взял руку девушки, поцеловал горячими, сухими губами.
— Спасибо, Анастасия Владимировна.
— Поверили?
— Поверил.
— Знаете, папа частенько о вас вспоминает. Пришлись ему по душе.
Раздался гудок парохода. Настенька, подавшись вперед, коснулась руками плеч Муравьева. Сконфуженно отдернув их, засмеялась.
— Видите, какая перепуганная стала? Пойдемте скорей к папе. Он будет удивлен и обрадован.
— Поздно, Анастасия Владимировна.
— Пустые разговоры. Вас к папе я бы и в полночь повела. Забыли, что я настойчива и упряма. Пойдемте.
Настенька и Муравьев вошли в каюту. Адмирал сидел в кресле спиной к двери и читал книгу.
Мичман Суриков крепко спал, укрывшись шинелью.
— Папочка, взгляни, кого привела в гости.
Адмирал, обернувшись, снял очки и от удивления выронил из рук книгу.
— Муравьев! Вот уж действительно нежданный, негаданный гость.
Адмирал встал, подошел к Муравьеву, расцеловался с ним.
— Батюшки, да у вас ранение в голову?
— Нет, ваше превосходительство, только легкие царапины от осколков шрапнели, но, конечно, шрамы на лбу останутся.
— Это ерунда. Офицеру любые шрамы делают честь. С рукой что?
— Тут несколько серьезнее.
— Кости повреждены?
— Да.
— Когда все это случилось?
— Под Пермью.
— В Екатеринбурге наводил о вас справки, но толком ничего не узнал. Садитесь. Вот сюда к свету. Хочу разглядеть вас. Здорово осунулся, но в ваши годы это пустяки, особенно если есть аппетит.
Муравьев поднял с полу оброненную адмиралом книгу, сел на раскрытую офицерскую походную кровать.
— Толстого перечитываю. Прощание старого Болконского с Андреем перед отъездом в армию меня буквально очаровывает мастерством написания. Все-таки как Лев Николаевич глубоко знал отцовское нутро.
Муравьев смотрел на адмирала. Усталость притушила в глазах прежнюю властную суровость. Это уже не был тот волевой старик, которого увидел Муравьев при их первой встрече. Понурость сделала его ниже ростом.
— На пароходе как очутились?
На отцовский вопрос за Муравьева поспешно ответила Настенька.
— Совершенно невероятно, папа. Вадим Сергеевич пришел на Тавду пешком с девятью солдатами. Госпиталь, в котором он лечился, забыли эвакуировать.
— Дочурка, твое заключение не совсем точно. Я думаю, не позабыли, а оставили умышленно. Во-первых, понадобились вагоны для других, более ценных особ, а во-вторых, раненые всегда обуза, особенно при такой спешке эвакуации, которую мы с тобой видели в Екатеринбурге. Вадим Сергеевич, согласны со сказанным?
— Совершенно, ваше превосходительство.
— Давайте раз и навсегда условимся обходиться без чинопочитания. Сами подумайте, какое я теперь «наше превосходительство»? С этой минуты для вас я только Владимир Петрович или адмирал. Как на душу ляжет, так и называйте.
— Тогда, в свою очередь, разрешите считать, что для вас я просто Вадим.
— Согласен!
Адмирал разбудил мичмана Сурикова.
— Мишель, у нас удивительный гость.
Суриков, откинув шинель, сел на койке. Муравьев увидел его худое, изможденное лицо с черной повязкой на глазах.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
