— Не сомневаюсь, что вы более образованны и имеете больше способностей, чем они, — продолжал я. — Но вы не сможете успешно состязаться с ними. У вас нет их агрессивности и напористости, которые присутствуют в них от переизбытка мужских гормонов. Они будут благодаря своей жестокости побеждать вас в споре, унижать и обижать вас, когда потребуется.
— Я никогда не пускаюсь в споры с ними, — призналась Беверли. — Я их боюсь.
— Вы не желаете, чтобы вас словесно высекли, — заметил я.
— Не знаю, что и думать, — ответила она.
— Постарайтесь проанализировать и понять свои чувства, — посоветовал я. — Подумайте о возможности быть честной с собой.
— Возможно, они все-таки женщины, просто пока не раскрытые, — сказала Беверли.
— Возможно, — пожал плечами я.
— Что такое женщина в действительности? Рабыня? Я поразился тому, что мисс Хендерсон задала этот вопрос, и внимательно посмотрел на нее. Она была эмоционально истощена. В ее глазах стояли слезы.
Я знал, что Беверли жаждет услышать от меня слова утешения, ждет, что я стану опровергать истину, прозвучавшую в ее вопросе. Но я не утешал и не опровергал. Именно такого рода вопросы, по причинам, мне непонятным, занимают так много времени у женщин с подобными жизненными убеждениями и требуют преувеличенного, на мой взгляд, отрицания. Почему они вообще находят нужным опровергать это фантастическое, голословное утверждение так часто и так отчаянно?
— Вы думаете, мы все — только рабыни? — настойчиво спросила Беверли.
Я бросил на нее взгляд. Она была миниатюрной и изысканно красивой. Губы слегка тронуты помадой, на глазах — тени… Я мог почувствовать запах ее духов. Белизна ее груди и шеи просто поразительна. Как изумительно атлас платья скрывал и одновременно подчеркивал ее красоту! Я хотел сорвать с мисс Хендерсон этот атлас.
— Ну? — потребовала она ответа.
— Возможно, это так, — сказал я.
Беверли в гневе и ярости отскочила от меня. Я ничего не сказал, просто наблюдал за ней, рассматривал ее. Мысли беспорядочно бродили в моей голове. Я представлял, как смотрелась бы Беверли без одежды, стоя на изразцовом полу дворца. Странно, подумалось мне тогда, что общество развилось таким образом, при котором столь изысканные и желанные существа получили свободу! Безусловно, их место в ошейнике у ног мужчины.
Мисс Хендерсон почувствовала мой взгляд на себе, но не посмотрела на меня прямо. Она вскинула голову. Это было очаровательное движение девушки, которая знает, что за ней наблюдают, подумал я. Движение рабыни.
— Вы собираетесь извиниться? — спросила Беверли.
— За что? — поинтересовался я.
— За то, что сказали.
— О нет!
— Я ненавижу вас!
— Хорошо. — Я продолжал рассматривать девушку, мысленно раздевая и примеривая на нее различные типы ошейников и цепей.
— Вы грубый и отвратительный человек, — заявила она.
— Извините, — сказал я и представил, как бы Беверли Хендерсон выглядела на рынке рабов.
Наконец она сердито посмотрела мне в лицо.
— О чем вы думаете?
— Я представлял вас на ярмарке рабов, — ответил я, — выставленной на продажу аукционистом, хорошо знающим свое дело.
— Как вы смеете говорить такое!
— Вы спросили, о чем я думаю.
— Вы не должны были говорить мне об этом.
— Вы предпочли бы нечестность?
— Вы самый отвратительный человек, которого я когда-либо встречала, — заявила Беверли.
— Простите, — сказал я в ответ.
Мисс Хендерсон, сердясь, подошла ко мне, чтобы продолжить спор, но затем отвернулась.
— Я не вижу никаких такси, — сказала она.
— Я тоже не вижу, — ответил я.
Беверли повернулась ко мне лицом.
— Я была хорошенькая?
— Когда? — не понял я.
— В вашем воображении, — лукаво пояснила она.
— Поразительно хорошенькая! — улыбнулся я.
Она улыбнулась в ответ.
— Как я была одета?
— Вы были выставлены нагой, — сказал я ей. — Так, как продаются женщины.
— О! — произнесла Беверли.
— Если это вас утешит, — продолжал я, — ваши запястья были скованы длинной цепью. Аукционист демонстрировал ваши достоинства при помощи хлыста.
— Хлыста… — повторила Беверли, вздрагивая.
— Да, хлыста, — подтвердил я.
— Значит, мне надо было подчиняться ему, правда?
— Вы подчинялись ему, — ответил я.
— Как следует?
— Как следует.
— Если бы я не проявила старательности, он бы использовал хлыст, верно?
— Конечно использовал бы, — ответил я.
— Значит, я правильно поступала, что подчинялась, — размышляла Беверли вслух.
— Я полагаю, правильно, — согласился я.
— Я была хорошенькой? — снова спросила она.
— Изумительно волнующей и прекрасной, — еще раз подтвердил я.
Беверли покраснела и улыбнулась. Какой женственной она была!
— Вы бы купили меня, Джейсон? — спросила она.
— А что еще было в продаже? — улыбнулся я.
Мисс Хендерсон с внезапной яростью сильно ударила меня по лицу.
— Отвратительный монстр! — воскликнула она и отвернулась от меня, повторяя как заклинание: — Я не рабыня! Я не рабыня!
В этот момент я заметил зажженные фары машины. Она стояла уже какое-то время в квартале от нас и теперь подъехала к самому входу в ресторан.
— Эй! — крикнул я и поднял руку, разглядев, что это такси. Автомобиль остановился у края тротуара.
— Я отвезу вас домой, — сказал я.
— Этого не нужно, — ответила Беверли. Она была сердита, огорчена и расстроена. Водитель вышел из машины и открыл правую заднюю дверцу.
— Я был очень груб, — проговорил я. — Искренне прощу прощения. Я не хотел расстроить вас.
Девушка даже не взглянула на водителя.
— Я не из тех особ, что нуждаются в вашей опеке, — заявила она. — Я настоящая женщина!
Она села в такси, сердитая, расстроенная. Вид ее ножек взволновал меня. Я силой прогнал из головы мысль о том, как очаровательно бы выглядели эти ножки закованными в цепи.
— Пожалуйста, дайте мне возможность оправдаться, — молил я, поскольку сам вдруг почувствовал себя расстроенным. Беверли могла рассердиться не на шутку и, должно быть, больше не захочет видеть меня снова.
Мысль, что я могу потерять ее таким глупым образом, казалась мне мучительной. Я слишком долго издалека восхищался мисс Хендерсон и желал ее. Наконец сегодня мы встретились и даже поговорили… Я нашел ее неотразимо привлекательной.
