таким красивым, Тёо-Тёо-сан!
Этим вечером Пинкертон рано вернулся домой и казался слегка озабоченным. Однако это не умалило его аппетит, и он на скорую руку приготовил вкусный американский ужин из картофельного пюре, жареных сарделек, яичницы и овощей.
— Пинкертон-сан, — неуверенно начала Тёо-Тёо, когда они сели за стол в западном стиле, на котором настоял Пинкертон, когда они поселились в доме, потому что был слишком крупным мужчиной, чтобы сидеть на татами и есть за низким японским столиком. — Возможно, вы заметили, что мне в последнее время нездоровится, и сегодня Судзуки сказала, что по всем признакам я жду ребенка!
Она ждала, что Пинкертон улыбнется ей своей кривой улыбкой и заключит в объятия, как всегда делал, когда приходили хорошие новости или случалось радостное событие, но она ошиблась.
На мгновение на лице мужа промелькнуло нечто похожее на неуверенность и страх, потом его выражение стало непроницаемым, и наконец показалась улыбка, после чего Пинкертон, откашлявшись, произнес:
— Какая замечательная новость, Тёо-Тёо! Иди сюда, давай обнимемся, чтобы это отпраздновать!
Тёо-Тёо достались и объятия, и улыбка, но в глубине души она чувствовала, что они были холодными и вынужденными.
Почему Пинкертон не обрадовался беременности? В конце концов, они женаты, разве это не естественное и ожидаемое событие? Разве он не хочет, чтобы она родила ему детей?
— Вы не рады новости, Пинкертон-сан? — неуверенно спросила Тёо-Тёо. — Возможно, слишком рано?
Засмеявшись, муж пропустил сквозь пальцы прядь ее черных блестящих волос, распущенных на ночь и свободно струящихся по спине.
— Конечно, рад, глупышка! Это чудесные новости, просто неудачный день выдался на работе.
Тёо-Тёо отодвинула подальше донимающие ее сомнения, действительно ли муж рад новости о предстоящем отцовстве, и ужин закончился на счастливой и беззаботной ноте. Впервые за несколько недель Тёо-Тёо ела с аппетитом и ее нисколько не тошнило.
Потом они провели нежную ночь в постели, что напомнило Тёо-Тёо о другой причине того, почему она с каждым днем любила его все крепче: помимо прочего он был ласковым и чутким любовником, и рядом с ним она чувствовала себя окруженной заботой и любовью.
Она заснула, прижимаясь к нему и слушая утешающее биение его сердца у нее под ухом. Все ее сомнения были безосновательны, мир снова стал правильным.
— Есть осложнение, я обрюхатил девчонку, она сказала мне вчера, что ждет ребенка, — вздохнул Пинкертон. На следующий же день он пошел в американское консульство, чтобы спросить совета у Шарплесса, и его слегка задело, что друг не проявил ни малейшего сочувствия.
— Ну, это ситуация, которую должен предвидеть всякий ответственный мужчина, — спокойно ответил Шарплесс. — Сам знаешь, мне никогда не нравилась твоя затея. Я всегда считал, что ты просто используешь невинную девушку, так с какой стати ты ожидаешь от меня сочувствия? Надеюсь, ты поступишь с девушкой правильно.
Последовало долгое молчание, потом Пинкертон сказал:
— Я слышал, в Нагасаки есть старуха, которая может прервать беременность.
Шарплесс с такой силой обрушил на стол кулаки, что стакан для карандашей и ручек зашатался и упал на пол.
— Ты совсем рехнулся: подвергнуть девушку нелегальному аборту, который может угрожать ее жизни? — вскрикнул он. — И как ты собираешься объяснить ей, почему она должна прервать беременность, когда это совершенно закономерное событие в браке? Или, — продолжал он с сарказмом, — ты хочешь рассказать ей, что вовсе не собирался на ней жениться и обманом сделал из нее просто-напросто любовницу на то время, пока ты живешь в Нагасаки? Боже меня сохрани принять в этом участие.
— Ты знаешь, что все не так, Шарплесс, — ответил Пинкертон, избегая взгляда друга. — Я искренне привязан к девушке.
— Тогда женись на ней официально, тем более что она носит твоего ребенка, и забери с собой в Америку, когда придет пора возвращаться. Я охотно подготовлю все документы.
— Тёо-Тёо не будет счастлива в Америке, ее жизнь здесь, в Японии, — ответил Пинкертон.
— Откуда тебе знать, каково ей будет в Америке? Отговорки, отговорки! Я слышал, дома тебя ждет американская невеста и ты намерен жениться на ней по возвращении, — ответил Шарплесс. — А Тёо-Тёо для тебя всего лишь увлечение. Я не могу заставить тебя поступить правильно, Пинкертон, но тебе придется жить с осознанием, что ты разрушил жизнь девушки, потакая своему капризу. Мне больше нечего сказать, и помогать тебе у меня нет никакого желания.
С этими словами Шарплесс развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Тёо-Тёо-сан была на седьмом месяце беременности и спокойно шила крохотные одежки для младенца, когда Пинкертон сообщил ей, что по семейным обстоятельствам ему придется вернуться в Америку.
— Но, Пинкертон-сан, малыш родится через несколько месяцев! — воскликнула Тёо-Тёо, и крошечные штанишки, выскользнув из ее пальцев, ярким пятном упали на пол. — Вы не можете подождать?
— К сожалению, нет, приказано отплывать через два дня, милая Тёо-Тёо, — ответил Пинкертон, обнимая расстроенную девушку. — Но это всего пара месяцев, к рождению ребенка я буду здесь, и вернусь я тем быстрее, чем скорее уеду. А пока меня нет, о тебе позаботится Судзуки, и Шарплесс обещал мне за тобой приглядывать, — продолжал Пинкертон и ощутил острый укол вины, когда почувствовал, как дрожит Тёо-Тёо: ведь рушился весь ее счастливый мир. Шарплесс прав — он подонок, раз бросает Тёо-Тёо в такое время.
Возможно, ему следовало бы подождать, когда она родит, а не оставлять ее в таком положении. В конце концов, она носит его ребенка. Но Хелен, его американская невеста, несколько дней назад поставила ему ультиматум: если он не вернется и не женится на ней в течение месяца, между ними все кончено.
Честно говоря, Пинкертон привык к легкой жизни в Нагасаки, к налаженному семейному быту с покладистой Тёо-Тёо, и ему совсем не хотелось уезжать. Но терпение Хелен подходило к концу, а потерять ее он был не готов.
Тёо-Тёо была хорошей женой, поэтому последние два дня перед отплытием Пинкертона провела, помогая ему собрать вещи и подготовиться к путешествию, хотя на сердце у нее было тяжело и в глазах стояли невыплаканные слезы. Она не сомневалась, что он сдержит слово и вернется, однако следующие два месяца без него представлялись ей одинокими и трудными.
Она была очень счастлива в браке с Пинкертоном, даже не помышляя, что он может ее покинуть, и оттого теперь, в ожидании разлуки, чувствовала боль, уступавшую по силе лишь той, которую она испытала, когда ее отец совершил харакири.
— Нужно держать себя в руках, Тёо-Тёо-сан, — сказала Судзуки. — Хорошая японская жена не должна огорчать мужа слезами и скорбью, когда он отправляется в дальний путь. Пожелайте ему попутного ветра и скорого
