невозможно описать это чувство, когда у тебя есть два друга, которые прикрывают твою спину, а ещё страннее и круче, когда один из этих друзей – Дэнни и никто иной. Я помнил, как сильно мы не понравились друг другу при знакомстве, и тот факт, что мы теперь хорошие друзья, казался мне просто чудом. Жаль, что он до сих пор питает большое недоверие к Кай. Не то чтобы я винил Дэнни: она заставила его пережить травмирующее событие, и не мне его судить, если он не до конца простил её.
Из ноздрей Сяохуа с шипением вырвалась струйка дыма, и она забурчала, что мы все плохо влияем на Дэнни.
– Ладно. Но я не желаю участвовать в самой краже.
Я вздохнул с облегчением. Мы договорились разойтись по домам и кроватям, а на следующий день встретиться после школы. Продолжая ворчать, Сяохуа опустилась и пригнула голову, предлагая нам забраться к ней на спину. Дэнни запрыгнул с привычной лёгкостью. У меня с Намитой это дело потребовало некоторых усилий, мы сопели, карабкались и подтягивались, хватаясь за ярко-алую гриву Сяохуа. Кай устроилась у меня на плечах, водя парой пушистых хвостов по спине.
– Это так переоценено, – буркнула она.
Я пристроился позади Намиты, крепко вцепившись в гриву Сяохуа. Дэнни сидел самым первым и поглаживал переливчатую драконью чешую. Он обернулся с сияющей улыбкой и спросил:
– Готовы?
Я энергично кивнул. Чешуя под моими ногами вспыхнула, мускулы под ней напряглись, и я восторженно завопил, когда Сяохуа совершила гигантский прыжок в небо. Ветер засвистел в ушах и откинул назад мои волосы, когда Сяохуа плавно прорезала воздух, и это было самое лучшее чувство на свете. На месте Дэнни я бы просил Сяохуа просто летать кругами над заливом каждый божий день. Сидевшая передо мной Намита задеревенела.
– Ты в порядке? – окликнул я её.
Она оглянулась на меня с кривой, перепуганной улыбкой на лице.
– По-прежнему боишься высоты? – крикнул я, чтобы ей было слышно за шумом ветра.
– Конечно, нет!
– Похоже, что да.
Намита покачала головой:
– Я по-прежнему боюсь упасть!
Я не мог не рассмеяться.
Мы летели на юг Сан-Франциско, в район Намиты. Сяохуа зависла под окном Намиты, и Намита перебралась внутрь.
– О, слава богам, твёрдая земля. – Она упёрлась руками в колени и выдохнула. – Не обижайся, Сяохуа, но это было ужасно.
– Я ничуть не обиделась.
– Увидимся завтра, ребята! – Намита помахала нам рукой из своей спальни, и Сяохуа снова полетела, теперь направляясь обратно в Чайнатаун, чтобы высадить меня с Кай.
К тому времени, когда надо было лезть через окно к себе в спальню, я так устал, что чуть не забыл помахать на прощание Сяохуа и Дэнни, прежде чем в изнеможении рухнуть в кровать. Я ещё смутно чувствовал, что Кай рядом со мной вертится, прежде чем свернуться калачиком – она проделывала это каждую ночь, и тепло её мягкого, пушистого тела убаюкивало меня. Я хотел сказать ей, какая она была молодец, но уже задремал. И когда открыл глаза, солнечный свет уже лился в окно, и мама кричала:
– Тео! ПРОСЫПАЙСЯ НЕМЕДЛЕННО – ИЛИ ТЫ ОПОЗДАЕШЬ!
В первые недели после смерти Джейми мы все были подавлены и тихо слонялись, потерянные каждый в своём тумане горя. Но в последнюю пару недель или около того мама перешла от строгой печали к громогласному гневу. Баба, напротив, ещё больше замкнулся в себе. Неизменно держалась лишь най-най, оставаясь привычно ласковой, хотя иногда я замечал, как она тихонько плакала, думая, что никто не видит.
Со стоном я вылез из кровати.
– Окей, ма, – отозвался я, пока она опять не начала кричать. Кай потянулась и принялась приводить себя в порядок, а я отправился в ванную, чтобы умыться и одеться. Когда мы с Кай спустились вниз, мама уже ворчала себе под нос.
– Почему ты не можешь проснуться сам? В твоём возрасте Джейми просыпался на рассвете, чтобы учиться!
Мамин нудёж больше не злил меня. И даже не бесил. Разве что сильнее печалил. А то, как она вечно сравнивала меня с Джейми, только укрепляло меня в намерении освоить это заклинание, которое я намеревался использовать, когда наконец доберусь до Джейми.
– Прости, мам, – промямлил я. В последнее время мне просто не хватало духу перечить родителям.
Баба, угрюмо прихлёбывавший свой конджи[20], поднял глаза. Он как будто собирался сказать что-то маме, но передумал и вернулся к еде. Меня он едва заметил. Най-най была ещё у себя в спальне. С каждым днём она оставалась там всё дольше и дольше. Кай прыгнула и устроилась у меня на плечах, мазнув лбом мне по щеке. Она чувствовала моё огорчение из-за такого отношения родителей, хотя я к этому уже привык. Я действительно, честное слово, привык. Абсолютно.
– Ты доделал домашнее задание? – рявкнула мама.
Я кивнул.
– Джейми мне никогда не приходилось напоминать…
– Хватит. – Баба не кричал, но в его голосе прозвучала резкая нота, которая рассекла комнату. Мама тотчас замолкла, а затем прошествовала на кухню. Баба так и не поднял глаз от своей миски.
Слёзы подступили к глазам. Я-то наивно думал, что моё участие в программе «Знай свои корни» немного поможет, но, конечно, ничто не могло заполнить пустоту, оставленную Джейми, эта пустота прожгла всю нашу жизнь. Моя обязанность – сделать так, чтобы эта пустота была заполнена, чего бы мне это ни стоило. Я вообразил облегчение мамы и бабы, когда Джейми снова будет здесь, с ними. Всю свою жизнь родители рассказывали мне истории о семейном долге, и только теперь я, кажется, вполне понимал, что это значит.
Покончив с едой, я отправился на кухню, где мама с энергичной яростью помешивала в кастрюле. Заметив меня, она отвернулась, размашисто провела рукой по глазам и сказала строгим, хотя слегка дрожащим голосом:
– Будь внимателен сегодня в школе.
– Да, мам. – Не сдержавшись, я быстро и неловко обнял её, а затем сбежал. В обеденном зале я призадумался, не обнять ли бабу, но я мог поклясться, что его горе превратилось в бронежилет полной защиты, и что-то попросту отталкивало меня. Я не мог представить, как он отреагирует, если я его обниму, и поэтому просто сказал: – Увидимся, баба. – Затем я крикнул: – До свидания, най-най! – Кай по-прежнему сидела у меня на плечах, когда я схватил свой рюкзак и покинул клаустрофобную тёмную печаль своего дома.
Выйдя на улицу, я постоял, выдыхая и вдыхая свежий воздух. Дома атмосфера была спёртая и тяжёлая, будто супом дышишь. Я ненавидел это чувство и ненавидел то,