этим.
Это то, что я говорю словами, но мое тело рассказывает совсем другую историю, когда мой член двигается внутри нее. Я провожу руками по ее ребрам, мои пальцы находятся в опасной близости от того, чтобы проникнуть между ее грудью и матрасом и схватить за сиськи.
В ее голубых глазах вспыхивает вызов, но она прикусывает нижнюю губу и крепко сжимает бедра, выдавливая из меня еще один стон.
— Черт, милая. И так тоже не делай, иначе я кончу в тебя.
Я вообще не должен быть на грани того, чтобы кончить. А должен быть вялым и в ужасе от того, что происходит, и бежать к самому высокому зданию в городе, чтобы спрыгнуть с него.
Затем эта маленькая негодница делает это снова, и часть моего прежнего гнева на ее поведение возвращается. Не задумываясь, я отрываюсь от ее спины, двигаю бедрами так, что только головка моего члена остается погруженной в ее влажное тепло, и подаю бедра вперед, пока они не ударяются о ее сладкую попку. Она вскрикивает, но затем делает это снова, когда я останавливаюсь, тяжело дыша, чтобы взять себя в руки.
— Ты чертовски… красивая… драгоценная… маленькая негодница. Ты этого хочешь?
Я рычу, отстраняюсь и снова врезаюсь в нее, заставляя ее маленькое тело двигаться вперед по матрасу, пока ее ноги не начинают отрываться от пола.
— Ты хочешь, чтобы папочка обезумел и кончил в твою девственную киску?
Черт, это не должно быть так возбуждающе.
Слова, слетающие с моих губ, звучат ужасно. Я никогда так не разговаривал с женщиной, и мне стало хуже, когда я опешил и назвал себя папочкой, пока трахал свою дочь. Может, она и не моя по крови, но она моя во всех смыслах.
— Да, папочка! Я хочу, чтобы ты кончил в меня!
Блаженство и эйфория от этих сладких и в то же время грязных слов — слов, которые я столько лет ждал и мечтал услышать от ее матери, — заставляют мои яйца напрягаться, готовые излиться в ее горячую киску. Тем не менее, я сохраняю остатки здравомыслия, даже когда начинаю входить и выходить из нее в бешеном темпе.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Что произойдет, если я… ты не сможешь…
— Да, я понимаю! Я знаю, ты хочешь иметь собственных детей, но мама бы тебе их не подарила. Но я это сделаю. Я все исправлю.
— О, милая, нет.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы убедить ее. Я поднимаю ее с кровати и разворачиваю лицом к себе, затем прижимаю к груди, стараясь не надавить на рану, и обнимаю ее. Я запечатлеваю поцелуй у нее на лбу, когда она запрокидывает голову, и шепчу.
— Тебе не нужно все исправлять, Тина. И конечно же, не нужно трахаться со мной и беременеть.
Я не могу поверить в то, что говорю, ведь я так давно отчаянно хотел иметь детей. Передо мной милое, юное создание, которое я люблю больше всего на свете, даже если я не всегда это показывал, и которое охотно предоставляет свою плодородную киску.
И что мне делать?
Вытащить свой член и сказать ей нет.
Рука Тины проскальзывает между нами, и она сжимает мой член, покрытый ее спермой и остатками девственной крови. Она грубо двигает его вверх-вниз, заставляя мои пальцы ног сжиматься в ботинках.
— Я случайно подслушала, понимаешь? Ссору с мамой из-за того, что у нее есть дети. Я знаю, она говорила тебе, что ты можешь начать пробовать, как только вы поженитесь, но после меня она больше никого не хотела.
Я отстраняюсь, но не настолько, чтобы высвободиться из ее теплого, скользкого кулака.
— Она тебе это сказала?
Печаль, а также легкое раскаяние мелькают в ее глазах. — Она сказала, что из-за меня чуть не лишилась рассудка, и что она не собиралась допустить, чтобы это повторилось. Мне кажется, тогда она действительно любила тебя. Но боялась, что ты бросишь ее, поэтому солгала, что хочет еще детей.
Глава 5
Билл
Мне следовало догадаться. Нужно было больше настаивать на ответах Сары, когда она не ответила, почему не хочет обращаться к врачу-репродуктологу после многих лет безуспешных попыток забеременеть. Возможно, она принимала таблетки или делала противозачаточные уколы все то время, что мы были вместе. Столько лет было потрачено впустую на споры о детях, пока я уже не отчаялся пытаться их завести.
Думаю, именно тогда начались наши проблемы. Я обижался на нее за то, что она не хотела испробовать различные способы забеременеть, когда знала, как сильно мне хочется большую семью, и она устала от того, что я настаивал на этом вопросе и мое недовольство только росло.
Мы были обречены с самого начала, и я был дураком, что позволил нашей жизни выйти из-под контроля, вместо того чтобы разойтись и остаться друзьями, пока мы не превратились в холодных, озлобленных людей, которыми являемся сейчас.
Но я не мог заставить себя уйти от нее, не тогда, когда это означало, что я потеряю и Тину тоже.
Пока эти мысли проносятся в моей голове с невероятной скоростью, Тина возвращается на кровать. Мне приходится крепко обхватить себя руками, чтобы не кончить на пол, когда она ложится на матрас, подтягивает колени и говорит: — Я тоже хочу семью, понимаешь?
В ее словах чувствуется уязвимость, и именно тогда я осознаю, насколько чертовски эгоистичным я был, сосредоточившись лишь на своих проблемах с Сарой и финансах, и из-за этого, как и ее мать, отодвинул Тину и ее чувства на задний план. Как бы сильно я ни любил Тину, я никогда не задумывался о том, каковой ей с родителями вроде нас.
С самого начала они были только вдвоем, пока не встретили меня. Ни любящих бабушек и дедушек, ни тетушек, ни дядюшек или же кузенов, с которыми можно было бы проводить время. Наверное ей было одиноко, когда я перестал водить их с мамой на семейные мероприятия, такие как кино, пикник на озере или же поход в кафе чтобы просто перекусить? Как, наверное, ей было одиноко, когда ее мать занималась непонятно чем с незнакомцем, пока я был на работе?
И теперь, когда мои мысли прояснились, мне кажется, что именно тогда ее поведение изменилось с милого на негативное. Когда я предоставил ей кредитную карточку, то почти сразу же выпал из ее жизни, проводя все свое свободное время на работе. Это было необходимо, чтобы успевать оплачивать счета, но это
