Тем не менее родство Фартингстоуна в силу брака с ее матерью давало ему видимость права. Хуже всего то, что он мог заключить ее в сумасшедший дом, и никто об этом не будет знать, поскольку все считали, что она путешествует по континенту.
Конечно, это просто смешно. Никакой опасности для нее не было.
Он принес из кладовки оба пистолета и зарядил их.
Незадолго до полудня он услышал движение наверху. Он поднялся по лестнице и увидел, что Флер сидит на краю кровати и здоровой рукой пытается развернуть платье, которым он ее снабдил.
– Я не хочу, чтобы они обнаружили меня в таком виде, – объяснила она. – Я оденусь.
– Если хотите. – Он подал ей нижнее белье, которое сумел найти Пирсон. Приподняв ее, он поставил ее на ноги.
Она поняла его намерения.
– Я справлюсь сама.
– Вам не осилить. Я помогу.
– Вы не должны.
– Частые удовольствия притупили мою чувствительность. Мне нужно специально поджигать свечу, иначе не будет пламени. Я совершенно холоден и бесчувствен. Подобно врачу или артисту.
– Вчера врач сказал, что он вовсе не бесчувствен, но я могу представить, каким можете быть вы. Первая обнаженная женщина может вызвать возбуждение, а при виде тысячной будешь испытывать скуку. Похоже на то, когда ты объешься марципанами.
– Именно так. Правда, вы не тысячная. Совсем недавно я преодолел восьмисотый рубеж.
Она подняла на него глаза, в которых отразилось нечто вроде шока.
– Я шучу, Флер. А теперь поднимите левую руку.
Он сделал невозмутимое, как у камердинера, выражение лица и отвел глаза, однако свеча загорелась сама, когда ночная рубашка упала с плеч Флер на пол. Вряд ли можно было назвать его реакцию бесстрастной, когда он всего лишь мельком увидел белоснежную кожу, высокие груди, округлые бедра и темный треугольник между ног. Флер отвернулась и вспыхнула, когда он набросил нижнюю рубашку на ее обнаженное трепещущее тело.
Надевание остальных предметов одежды проходило в неловком молчании. Оба сделали вид, что не замечают друг друга.
Данте наскоро привел в порядок постель, поднял Флер и положил ее на кровать.
– Видите – никаких вольностей. Вам повезло, что вас подстрелил такой пресыщенный, утомленный повеса, как я.
Она засмеялась. Это был очень приятный звук, похожий на звучание арфы.
– Повезло мне, но не вам. Теперь я одета, ухожена и накормлена. Я думаю, вам следует отправиться на конюшню, взять лошадь и ехать на побережье, как вы и планировали.
Он сел в кресло.
– Я не могу этого сделать, Флер.
– Я в безопасности. Кто-то скоро сюда приедет.
– Это может быть не тот человек, которого мы ждем. А что, если тот, кто нужен, не приедет? Сегодняшняя ночь может быть такой же, как и предыдущая, и мародеры могут снова жечь коттеджи или же входить в них, чтобы спрятаться. Я не оставлю вас одну.
– Вы можете вызвать кого-нибудь из дома, чтобы он побыл со мной.
– Слуги не смогут противостоять Фартингстоуну, если он отправится вас искать. Мы дождемся Шарл и Сент-Джона. Я сказал, что вы будете в безопасности, и сдержу обещание.
– Я очень сожалею, что так случилось, – промолвила она.—А судебные приставы в самом деле вас разыскивают?
– Часть кредиторов продали мои записи некоему мистеру Томпсону, который требует выплаты. Неудачная ночь за картами лишила меня возможности вести переговоры.
– А вы не могли бы попросить Леклера помочь вам?
– Мог, и он выручил бы меня. Вероятно, Томпсон именно на это и надеется. Но я не стану к нему обращаться. Вердж и без того был слишком щедр.
Данте не мог объяснить, почему он столь откровенен. Наверное, переодевание сблизило их. А может, к этому располагала необходимость позаботиться о ней.
Он испытывал какую-то удивительную доверительность к ней. Вероятно, люди, потерпевшие кораблекрушение, тоже быстро становятся друзьями, после того как вместе покачались на плоту.
– Очень жаль, что все не завершилось благополучно между вами и Бьянкой, если не считать того, что она и Леклер теперь, по всей видимости, вместе, – проронила она.
Флер имела в виду то время, когда она была нареченной Верджила, а Бьянка планировалась для Данте.
– Я не была разочарована тем, что Бьянка хочет Верджила. Мы с ней очень разные, а она подходит ему. Однако я бы солгала, если бы стала отрицать, что временами сожалею о том, что не разделила ее судьбу.
Она засмеялась.
– За последний час я улыбалась больше, чем за весь прошлый год. Это странно. В конце концов, раньше или позже я должна встретиться с Грегори, а вы уехать. Если вы опоздаете на корабль, как вы убежите?
– Есть другие корабли.
– Как это эгоистично с моей стороны! Я так озаботилась своими проблемами, что не заметила, как осложняю вам жизнь. Пожалуйста, не задерживайтесь из-за меня.
–До тех пор, пока я не буду уверен, что вы в безопасности, я останусь здесь. Так поступил бы любой джентльмен.
– Вы настоящий друг.
Ее благодарность тронула его. К ней снова вернулась безмятежность, присущая ей в те давние годы.
Вероятно, он должен был предоставить ей возможность побыть наедине, но в спальне было уютно и приятно, и ее компания доставляла ему удовольствие. Им предстоял день ожидания.
Он устроился поудобнее в кресле.
– Я расскажу вам, как прожигал жизнь, если вы поведаете мне, как процветали.
Снова послышались звуки арфы, когда Флер засмеялась.
Она и представить себе не могла, что он может быть настолько добр. Ей следовало бы об этом догадаться. Его любовницы всегда отзывались о нем очень хорошо. Вступая в связь, они знали, что он непостоянен и отношения будут кратковременными. Если у кого-то оказалось разбитым сердце, то, как она подозревала, это вовсе не потому, что он обещал больше, чем дал.
Какая-то легкая печаль скрывалась за его обаянием. Она порой читалась в глазах и слышалась в голосе. Она могла проявиться совершенно неожиданно, например, в виде угрозы выдать ее полиции или в виде шутливого флирта, как это случилось утром. Флер чувствовала, что эта печаль готова была вырасти в нечто большее, но он считал необходимым сдерживать себя.
Он развлекал ее историями о рискованной игре за карточным столом и на скачках, о выигрышах и потерях. Он сокрушался, рассказывая о тех особенно тяжелых случаях, когда ему приходилось обращаться за помощью к брату.
Ей были известны подробности, о которых он не упоминал. Она знала о тяжелом финансовом положении, которое унаследовал брат Верджил, когда их старший брат Милтон умер. Лишь рискованные торговые спекуляции спасли семью Дюклерков от полного краха. Тем не менее жалованье Данте, по всей видимости, соответствовало тому, которое должен иметь человек его положения. Он мог бы посвятить себя предпринимательству, а не развлечениям.
