И все же она завидовала ему. Это был человек, который жил и наслаждался настоящим моментом.
Ее история, связанная с благотворительной деятельностью и добрыми делами, казалось бы, должна сиять при сравнении с тем, что поведал он. Но вместо этого она испытала смятение оттого, что, как оказалось, прошедшие годы были лишены настоящей радости. В каком-то смысле именно она прожила бесплодную и никчемную жизнь.
Она могла бы рассказать ему об этом. Об одиночестве и пустоте. О своих планах найти себя через большой проект. Она приблизилась к его выполнению. Доверительность, с которой они вели разговор, воодушевляла обоих. Но все же несколько часов дружбы – это слишком мало. Шум, донесшийся со стороны подъездной дорожки, положил ей конец.
Данте подошел к окну.
– Это должно быть очень интересным, – сказал он, надевая сюртук. – Прямо-таки одновременный финиш в заезде. Вместе появились Шарл и Фартингстоун.
В мгновение ока ее умиротворенность как рукой сняло.
–Я спущусь вниз. Пожалуйста, помогите мне подняться.
– Если вы настаиваете на том, чтобы выйти, я понесу вас, – сказал он и поднял ее на руки.
Она стала было возражать, но было так уютно и покойно в его объятиях. Она вдруг поняла, что не обнимала ни одного человека с момента смерти матери и ни одного мужчину за последние десять с лишним лет.
Он нес ее по лестнице вниз. Посетители только что вошли в гостиную, о чем-то споря. Черные волосы его младшей сестры, рядом с которой находился красавец Дэниел Сент-Джон, были слегка взъерошены, ее юное личико выглядело взволнованным. Немолодое веснушчатое лицо Грегори приобрело пунцовый оттенок в тот момент, когда он пытался выяснить причину их неожиданного появления.
Когда Данте сошел с лестницы, Грегори, как и все присутствующие, повернул голову в его сторону. К коттеджу приближалась еще пара лошадей.
– Нет необходимости опускать ее на землю, Дюклерк. Вы можете отнести ее прямо в мою карету, – скомандовал Фартингстоун.
Данте осторожно опустил Флер на кресло.
– Послушайте… – начал Фартингстоун.
– Нет, это вы послушайте. Шарл, спасибо, что ты приехала. Мисс Монли ранена и нуждается в уходе и лечении. Что бы ни случилось, Сент-Джон, прошу, не позволяйте Фартингстоуну ее увезти.
Сент-Джон сделал легкий поклон Флер:
– Мы встречались много лет назад, мисс Монли, здесь, в Леклер-Парке.
– Я помню. Спасибо зато, что вы прервали свою поездку в Брайтон.
Шарлотта подбежала к Флер:
– Флер, что вы здесь делаете? Я думала, что вы путешествуете по континенту. Вы ранены? Что случилось?
– Ее оцарапала пуля, – сказал Данте.
– Оцарапала? В нее стреляли? В какое место она ранена?
– В заднюю мякоть.
Шарлотта заморгала глазами.
– В заднюю мякоть… Ты имеешь в виду… о Боже! Лицо Грегори сделалось багровым на фоне его седых волос.
– Каким образом она была ранена, требует расследования, но ясно одно: Дюклерк содержал ее здесь, и это может ее скомпрометировать.
– Данте, ты не мог этого сделать! И Флер тоже! Верджила может хватить удар!
– Его замысел очевиден, – насмешливо проговорил Фартингстоун. При этом его бульдожий нос принял скорее комическое, нежели презрительное выражение. – Однако это не сработает, сэр. Сюда едут люди, которые хотят вас видеть. А моя падчерица не в своем уме и не может отвечать за ваше бесчестное обращение с ней. Теперь о ней позабочусь я сам.
– Моя честь – это забота моя, а не мистера Фартингстоуна, – сказала Флер, игнорируя отчима и обращаясь к Шарлотте и Дэниелу, которые были теперь ее единственной надеждой. – Ваш брат оказал мне помощь и защитил меня. Прошу вас послушаться его и отказать мистеру Фартингстоуну в его требованиях. Он не имеет никаких законных прав на меня. Я не поеду с ним по доброй воле.
Дверь коттеджа оставалась открытой. На пороге появились два громадных, вульгарного вида мужчины.
– Ну вот, салон полон, – заметил Данте. – Вы не судебные приставы мистера Томпсона?
– Именно, – пробормотал один из них. – Сейчас вы без всяких фокусов отправитесь с нами, мистер Дюклерк. Не надо никаких штучек.
– Их не будет, обещаю вам. Могу я вас спросить, каким образом вы меня разыскали?
– До Лондона дошел слух в эту ночь. Мы мчались сюда что есть духу. Обратный путь долог, так что не будем терять время.
– Данте, что это значит? – воскликнула Шарлотта.
– Рука судьбы, дорогая сестренка. – Он повернулся к Сент-Джону: – Я оставляю мисс Монли на вас. Ей нельзя путешествовать, а ее жалобы на Фартингстоуна вполне обоснованны. Обещайте мне, что вы хотя бы выслушаете ее.
– Она будет в полной безопасности. – Дэниел многозначительно посмотрел на судебных приставов. – Позволь мне уладить твое дело, Дюклерк.
– Нет. Сумма такова, что мне никогда не расплатиться.
Флер догадывалась о том, какое будущее ждет Данте.
– Мистер Сент-Джон, у Данте нет лошади. Они заставят его идти до Лондона пешком.
– Остановитесь у конюшен и возьмите для него лошадь, – сказал Сент-Джон приставам. – Я договорюсь с Леклером. .
– Данте! – отчаянным шепотом подозвала его Флер.
Он наклонился к ней:
– Сент-Джон присмотрит за вами теперь, Флер. Он не такой строгий, как кажется. Расскажите ему и Шарлотте все, что вы поведали мне.
– Я не об этом. Эти люди… Сколько вы должны, Данте?
Он поднес ее руку к своим губам.
– Постыдно высокую сумму. Даже не пытайтесь предлагать. Я никогда не просил у друзей и, уж онечно, не приму ни пенни от женщины.
– Но это моя вина!
– Нет, Флер, вина моя, и только моя.
И с присущей ему элегантностью покинул коттедж.
Глава 4
Флер вышла из кареты Дэниела Сент-Джона и в сопровождении слуги направилась к входной двери тюрьмы.
Было одно немаловажное удобство для двадцатидевятилетней женщины, оставшейся в девицах и посвятившей себя благотворительной деятельности. Когда ты говоришь маленькую ложь, люди тебе верят. Мистер Сент-Джон и его жена Диана думали, что она собирается посетить собрание, которое планирует открыть новую школу для рабочих.
Флер знала все о лондонских тюрьмах. Она поддерживала таких реформаторов, как Элизабет Фрай, которые хотели улучшить условия содержания заключенных. Она неодобрительно отнеслась к решению мистера Томпсона поместить Данте в одну из самых худших тюрем. На узкой многолюдной улице воняло пищевыми отходами, из старых строений доносился гул голосов. Облупленная штукатурка, почерневшая от времени и сырости, производила гнетущее впечатление.
