не знаю почему, я чувствовал, что нельзя просто вот так с ним заговорить. Я подождал, пока он уйдет, и решил последовать за ним. Только вот он пошел не той дорогой, которой я предполагал: вместо того чтобы идти по тропинке, ведущей вниз, он взобрался прямо на хребет и перелез на ту сторону к отвесному склону. Тут я уже понял, кто он такой, потому что первый дом в той местности — их. Этим парнем мог быть только тот мальчик, о котором говорили, будто он выше и сильнее любого взрослого, слаб на голову и живет в бывшем амбаре, принадлежавшем Дюпюи. Я пообещал себе наведаться в гости к матери и сыну. Но прошло несколько дней, прежде чем я осмелился. Затем я собрал всю волю в кулак: нужно было их поблагодарить. И пошел тем же путем, что и он, через хребет. Поверьте, довольно непросто отыскать дорогу в скалах. Но я привык к изнурительным прогулкам, а эту гору вообще знаю с детства, поэтому и отправился. Не доходя до их дома, я принялся свистеть, чтобы предупредить, не напугать и не свалиться как снег на голову. Она увидела меня издалека, я почувствовал, что она насторожилась, — не привыкла к гостям. Он, наверное, спрятался. Я был вежлив, извинился за неожиданный визит. Рассказал ей про корову, про то, что сделал ее сын, про спасение Бурушки. Также я говорил, что у ребенка дар. Золотые руки. Что надо это как-то использовать. Думаю, она поняла, что я был искренен, пришел не для пустой лести и интересовался парнем, а не ею. Наверное, не каждый день она слышит что-то хорошее о своем сыне. Вот так все между нами и завязалось. В первое лето мы завели привычку встречаться на пастбище: каждый поднимался со своей стороны. Парень всегда являлся с матерью, но я по-прежнему к нему не подходил близко. Она рассказала о его страхе перед людьми. Говорила, нужно время, чтобы он ко мне привык. Поэтому я просто позволял ему заниматься коровами. Никогда я еще не видел свое стадо в таком состоянии. Всегда найдется одна-другая, с которой что-то не так. Жизнь скотоводов полна хлопот. Но рядом с ним они были в великолепной форме. Все болячки, даже самые незначительные, которые я подозревал и не мог вылечить, — все прошло. У коров заблестела шерсть, оживились глаза. Собака тоже обожала этого парня. Я никогда не думал, что мой пес может быть таким игривым. Я его видел только серьезным, сосредоточенным на работе. Думал, ему не понравится, что в стаде вдруг завелся чужак. Но я ошибался — тогда еще ничего не понимал. Дар этого парня срабатывал не только с коровами. Собака прыгала от радости, едва его завидев. Они катались по земле, дурачились, играли в догонялки, вылизывали друг друга. Между делом парень массировал лапу, на которую она немного хромала. Когда-то, когда пес еще был щенком, я случайно наехал на нее трактором. Я уже почти забыл о том случае, но парень тут же заметил, что лапа не в порядке.
Скажем так: мы с Мариэттой заключили сделку. Довели договор до ума в первый год и с тех пор придерживались условий. Это длится вот уже двадцать лет. Время от времени я привожу к ним животных. Мы начали с коз, которых много в этих краях: им легко пастись среди кустарников, леса и скал. А потом я стал иногда приходить с овцами, когда только-только появляется свежая травка, в мае — начале июня. Также я оставляю им телят, чтобы росли: они возвращаются совсем спокойные, после того как он о них позаботился. Взамен Мариэтта с парнем получают молоко, мясо, я помогаю им с работой по дому. Но главный пункт договора состоит в том, что, если у меня вдруг появляется больное животное, он его лечит. В краях поговаривают, будто у меня дар. Курам на смех: я совсем, ну прямо совсем не ветеринар, а вот он… Но Мариэтта запретила об этом болтать с самого начала. Еще одно условие: позволять людям думать, будто я всех лечу. Они приводят больных ко мне, оставляют на несколько дней и возвращаются за животными, только когда я дам знать. Я им говорю, что ничего не получится, если хозяин будет путаться под ногами. Поверьте, скотоводы только рады, что кто-то может помочь, когда ветеринар бессилен. Затем мы с Мариэттой делим деньги. Да, знаю, все это не очень законно, но я пришел рассказать все, ничего не скрывая, — вот и говорю.
Да, он добирается до моего дома. Через хребет. Свистит, чтобы предупредить о визите. Говорить он не умеет, а вот свистеть — да. Я тоже придумал особый свист, чтобы ему сообщить: я один, можешь приходить. Из осторожности мы завели эти ритуалы. А так я разговариваю с ним как обычно. Не знаю, с чего люди решили, будто он идиот. Это неправда. Он все понимает, как я и вы. Короче, он приходит ко мне и лечит. Любое животное. Он снимает боль и успокаивает. Иногда я просто наблюдаю за его движениями. На это довольно интересно посмотреть. Животные тут же проникаются к нему доверием. И даже больше: словно он сам корова среди коров. Нет, неточно выразился. Словно он бог коров, понимаете? Короче, это сложно объяснить. Но животные готовы на что угодно ради него — в этом я уверен. Если бы они могли говорить, сказали бы вам то же самое: можно наплести любую чепуху, мы никогда не поверим, что этот парень способен причинить зло.
Нет, я нет. Я никогда не называл его Медведем. Я всегда говорил: «Великий Молчун». Даже когда он был маленьким. Потому что уже тогда он выглядел огромным. Только собственная мать звала его малышом. А для меня он всегда был Великим Молчуном.
Да, я живу один. Всегда жил один. В таком же заброшенном месте, что и они. До моей фермы трудно добраться, там неподходящий климат: летом жаркое солнце, а зимой слишком холодно. Мало кто сможет выжить в подобных условиях. Не знаю женщины, которая мечтала бы там поселиться.
Ее? О, поверьте, я и пальцем ее не тронул! Эта женщина вызывает лишь уважение. Так было тогда, так продолжается и теперь. Я не требую ничего большего, чем просто знать, что она находится по ту сторону хребта, что я могу им помочь, когда надо, что наша система работает слаженно, что мои животные пышут здоровьем, — этого мне хватает для счастья.
Чем она занимается? Вы имеете
