Виолен Беро
Как звери
Comme des bêtes
Violaine Bérot
Перевела с французского Мария Пшеничникова
Дизайн обложки Ульяны Агбан
© Violaine Bérot, 2021. First published by Buchet/Chastel, Libella, Paris, 2021. This edition is published by arrangement with Violaine Bérot in conjunction with her duly appointed agent Books And More Agency #BAM, Paris, France. All rights reserved
© Пшеничникова М. С., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Поляндрия Ноу Эйдж», 2023
* * *
Замысел этого романа зародился три года назад и вызревал в разных местах и в конце концов стал частью проекта, посвященного теме эволюции нашего общества, над которым я продолжаю работу по сей день.
За поддержку в этой долгой работе я благодарю:
регион Бургундия — Франш-Конте и горные луга Сапо-Леже;
фонд Жан-Микальски;
фонд Трей;
виллу ла Брюжер;
Национальный центр книги.
* * *
С начала времен
мы
феи.
С начала времен
мы парим над нижним миром
и наблюдаем за его жизнью.
Мы
феи
спрятавшись в пещере
под отвесной скалой
с интересом
тайком
наблюдаем.
Мы
феи
можем многое рассказать
о нижнем мире.
1
Он учился в моем классе. Лет двадцать назад. Там были ученики разных способностей. В начальной школе.
Он был действительно громадный. Необычайно высокий для своего возраста. Как мне кажется, даже выше собственной матери. Но я могу ошибаться. Он производил такое впечатление. Для ребенка своих лет он выглядел довольно крепким. Квадратные плечи. Очень широкий. Но главное — да, я повторяюсь, — он был действительно огромный.
Нет, он не окончил начальную школу. Там — как бы выразиться? — все прошло не очень гладко. И не из-за мальчика, нет, с ним как раз все было просто. Из-за матери. Она не согласилась. Отказалась от всего, что предлагали: от адаптированной программы, от того, как поступают обычно в таких случаях. Она оказалась непреклонной — и слышать ничего не хотела. С того момента он больше не приходил. И в моем классе не учился.
Нет, он не любил школу, хотя я вряд ли могу об этом судить. Скажу так: он боялся остальных детей. Думаю, меня тоже. Это лишь моя точка зрения, но он вправду опасался всего, и это было видно по его реакциям. Я усадила его одного за последнюю парту. Одиночество имело для него огромное значение. Остальные ученики тоже это заметили. К мальчику не подходили, уважали его уединение. Даже я обращалась к нему как можно меньше. Оставить его одного за последней партой, не обращать внимания — то есть делать вид, что не обращаем внимания, — оказалось проще всего. Иногда о нем на самом деле можно было забыть. Ни звука, ни слова. Он никогда не разговаривал. Думаю, от рождения. Хотя мы вообще мало что о нем знали. Очень странно: стоило только к нему подойти, он начинал рычать. Словно пес — простите, ужасно так говорить, но действительно было похоже. Мы подходили, а он рычал. Тогда мы оставляли его в покое. Чтобы он успокоился. Конечно, из инстинкта самосохранения тоже. Мы пятились, словно перед нами была собака — увы, по-другому не скажешь, но у меня и правда сложилось такое впечатление. Как только от него отходили, он успокаивался, словно нуждался в безопасном периметре. Эту границу нельзя было пересекать. Если к нему подходили слишком близко, он принимал присутствие за вторжение. За провокацию.
Я не знаю, понимал ли он. Представления не имею. Мне так и не удалось выяснить. Думаю, толку от того, что он сидел один за последней партой, не было никакого. Казалось, будто я его бросила. В специализированной школе ему бы помогли. Научили бы большему. Ну, я так думаю. В классе, полном других учеников, и с программой, которой нужно следовать, у меня не было выбора — по крайней мере, мне так казалось, я не знаю. Я могу ошибаться.
Да, я пыталась связаться с его матерью. Продолжить разговор. Я хотела, чтобы он вернулся в школу. Старалась. Но они жили не в деревне. Гораздо дальше. В нескольких километрах от Урдуша. Если мне не изменяет память, у них не было телефона. Мать не отвечала на письма. Директор школы тоже пытался — напрасно. С ними невозможно связаться.
Чтобы у него появился ребенок? О нет, этого я представить себе не могу. Нет, немыслимо, по крайней мере у меня в голове не укладывается. С кем он заведет ребенка? Хорошо, предположим. Допустим, что, понятия не имею как, от него забеременела женщина. Куда она делась потом? Где была всю беременность? Где ее искать теперь? Нет, не могу его представить в роли отца.
Что он нашел, приютил или забрал, уж не знаю, как выразиться, что оказался с ребенком и позаботился о нем — этот вариант мне тоже кажется невероятным. Он ничем не интересовался. Мне никогда не удавалось привлечь его внимание. Никогда. Не верю слухам, будто он растил эту девочку. Нет. Такие истории только в сказках бывают. И то в сказках если тролль заинтересовался ребенком — это плохой знак.
Надо было вмешаться. Самое разумное решение. Скоро мы узнаем, кто эта девочка, откуда и что она делала там, наверху. Их жизнь всегда была окутана тайной. Мы никогда их не понимали. С того дня, как он забросил школу — а я вам говорю, это было больше двадцати лет назад, — его больше никто не видел.
Да, я слышала, что этот месье наладил с ними связь за долгие годы. Он говорит, что Медведь — а именно так его прозвали местные — помогает лечить животных. Не верю. Мое мнение: приезд телевизионщиков будоражит воображение кое-кого из жителей. Тут же появляются захватывающие сюжеты о себе любимом, которые можно рассказать в микрофон, чтобы попасть в телевизор. Нет, поверьте, тут много неувязок. Парень, которого все называют Медведем, всегда был не в себе. Умственное расстройство превратило его в социофоба. Его мать совершила огромную ошибку, не доверив ребенка квалифицированным терапевтам, и упустила момент, когда я ей советовала. Далеко ходить не надо. Что же касается девочки, посмотрим. Доверимся правосудию.
По моему мнению, именно от матери
