заваривается, возвращаюсь в работу. Но никак не могу сосредоточиться. Живот продолжает булькать, еще громче, чем прежде.
Мне пишет Маруська.
Не передумала на счет тренировки? Может лучше придешь ко мне в гости?
Я пишу ответ дрожащими пальцами и воюю с Т9.
Не могу, я уже даже сумку собрала.
Маруська присылает смеющийся смайлик и дальше текст:
Интересно. В школе Сокол доводил тебя до слез, а теперь до пота. Смелая ты баба, Леська! Горжусь!
И вдогонку еще одно сообщение:
Не забыла сделать фото «ДО»?
Я вспоминаю свое позорное фото в нижнем белье перед зеркалом. На нем резинка от штанов, которые я сняла, передавила живот и отпечаталась красным следом. Похоже на полосу, что оставляют веревки на вареной колбасе.
Слушай, спроси у мамы, что можно выпить от расстройства кишечника?
Маруська, присылает несколько ссылок на лекарства.
Насколько все плохо?
Я выхожу из «Бонифация» в аптеку по-соседству и покупаю самое мощное средство из всех что были. На бегу глотаю таблетку и буквально влетаю обратно в кофейню. Взгляд устремляется на мужчину, который неспешно заходит в туалет и закрывает за собой дверь. Блин!
Я в отчаянии молюсь, чтобы он вышел оттуда поскорее и не могу думать ни о чем другом. Мне даже уже не стыдно перед официантом и двумя баристами, когда мой урчащий живот привлекает их внимание. Я стучу в дверь туалета и покрываюсь потом, мечтая только о том, чтобы не наделать в штаны.
***
Помнишь сцену из фильма «Тупой и еще тупее», как Джим Керри сидя на унитазе ноги задирал? У меня так же!
Отправляю сообщение подруге и выхожу из «Бонифация», вооруженная сумкой с ноутбуком на одном плече и спортивной сумкой на другом. Мне предстоит пройти самый серьезный квест за последнее время: «Добраться три остановки до «Олимпии» и не обделаться!»
Дорога проходит как в замедленной съемке. Все кажется заторможенным. Меня бросает то в жар, то в холод. Если бы мне сказали, что однажды я буду бежать в сторону спортивного клуба, я бы никогда не поверила!
На входе в «Олимпию» я буквально сбиваю с ног всех, кто попадается на пути. Меня провожают удивленными взглядами. Наверняка считают сумасшедшей. Живот крутит уже так, что больно ходить.
Когда наконец подействует лекарство?
В голове мелькает мысль отменить тренировку, но я не знаю как объяснить это Соколову.
На часах уже пять минут девятого, в раздевалке ни души. Я переодеваюсь в утягивающие лосины и объемную футболку. Новенькие, никогда не использованные кроссовки немного жмут, но это не самая моя большая проблема.
Мне кажется все зеркала в этом здании нарочно расширяют мое отражение. Куда ни глянь, везде ужасная картина. Я была бы замечательной моделью эпохи ренессанса. Но сейчас, к сожалению, двадцать первый век. Эх, не в то время я родилась!
Иду в зал с тренажерами и нахожу Соколова, сидящего на полу. Он держит в руках планшет и что-то увлеченно рисует.
— Прости за опоздание, — говорю я запыхавшимся голосом.
Соколов равнодушно произносит:
— За каждую минуту опоздания делаешь три берпи, — он быстро смотрит на часы и добавляет уже с ухмылкой, — с тебя тридцать берпи.
Я рассеянно моргаю. Знать бы еще, что это такое.
Леша аккуратно отставляет планшет на пол и в один изящный прыжок оказывается на ногах.
— Показываю, как правильно делать упражнение, тебе как новичку упрощенный вариант.
Он внезапно падает на пол, упираясь на руки, а потом складывается и прыжком на ноги завершает элемент. У меня лезут глаза на лоб. Тридцать таких штук? Да я умру, не сделав и три!
В глазах Соколова ни тени снисхождения.
— Ладно, — я падаю на пол, отжимаюсь и с трудом поднимаюсь, кажется уже потею.
— Без отжимания. Просто касаешься пола грудью и встаешь, — деловито произносит он.
— Есть, босс.
Соколов расхаживает туда-сюда, пока я, пыхтя и кряхтя, прыгаю.
— Итак, — Соколов расхаживает туда-сюда, пока я пыхтя и кряхтя прыгаю. — Спасибо, что прислала на почту все свои данные. Перемерять не буду. Верю на слово. И хорошо, что у тебя нет проблем со здоровьем. Значит, никакой пощады.
После прыжка я сгибаюсь. Опираясь на колени стою и дышу как сумоист. Пот капает со лба на пол.
— Почему ты решила похудеть?
— Потому что — вот, — я с трудом выпрямляюсь и показываю на всю себя. Неужели это не очевидно?
— Понятно, но почему именно сейчас? Обычно что-то служит толчком.
— Восемь эклеров за раз достаточный пинок под зад?
Соколов указывает на то, что моя передышка затянулась:
— Ты давай-ка не стой, а допрыгивай. У тебя еще одиннадцать берпи.
Я покорно выполняю все одинадцать убийственных берпи. Задыхаюсь, краснею, потею, но не останавливаюсь, назло ехидной морде Соколова. Он смотрит на меня внимательно, с любопытством. Ждет, наверное, что я попрошу пощады.
Все бы ничего, но во время прыжков у меня снова крутит живот. На тридцатый берпи я уже хочу умереть, но сначала убить своего тренера. Леша протягивает мне кулак, чтобы я стукнула о него своим и расплывается в улыбке:
— Молодец, боец!
Выпиваю всю бутылочку воды и обтираю лицо полотенцем, дыхание как у астматика. Живот еще громче бурлит, и я все-таки не выдерживаю и извинившись убегаю. А Соколов провожает меня обалдевшим взглядом.
***
Когда я возвращаюсь, он протягивает мне восьмикиллограмовую гирю и заставляет приседать. Я не отступаю и принимаюсь выполнять упражнение, чувствуя ужасную слабость в ногах.
— Все нормально? — он осматривает меня каким-то подозрительным взглядом, а я просто киваю и продолжаю считать приседания. — Ты выглядишь как-то бледно…
— Я стану твоей первой подопечной, которая склеит ласты.
Но не говорю о том, по какой причине реально могу их склеить.
— Тимур говорит: «Если не умираешь на тренировке, то ты халтуришь!» — с улыбкой он кивает на рекламный плакат с изображением того самого качка, с которым я видела его в «Цитрусе» вчера днем.
Я поднимаюсь с гирей в руках и понимаю, что мне снова приспичивает.
— Извини, мне надо… — не договариваю и выронив из рук гирю убегаю.
Даже знать не хочу, что он обо мне думает в этот момент. Меня уже едва несут ноги. Лекарство не возымело никакого эффекта. Кажется, стало наоборот хуже.
На выходе из раздевалки я замечаю, что действительно выгляжу болезненно.
— С тебя еще пресс и выпады… — Соколов садится на пол и смотрит на меня дергая бровью. Я с надеждой бросаю взгляд на часы. Уже десять. Мы не обсуждали время и частоту моих тренировок.
— Хочешь, чтобы завтра я не смогла шевелиться?
— Да. Хочу, чтобы
