я, охваченная ужасом. — Пожалуйста, не надо!
Соколов разжимает кулак и медленно опускает руку, а вместе с этим и хватку, которой цепко держит Виктора Максимовича.
Аксенов выпрямляет осанку, одергивает воротник и приглаживает волосы, растрепанные после потасовки. Леша не сводит с него глаз, провожает свирепым взглядом до тех пор, пока мужчина не скрывается за поворотом.
От волнения чувствую пульс в каждой клетке тела. Страх, и даже больше, — неприязнь от произошедшего накрывает меня волнами. Мне кажется я вот-вот утону в собственных эмоциях.
— Иди сюда, — шепчет Леша, оказываясь рядом, и крепко обнимает меня.
Я растворяюсь от тепла его тела, от его запаха, от голоса, от него всего и всхлипываю. Спустя секунду уже реву, уткнувшись ему в плечо.
— Не так я представлял нашу сегодняшнюю встречу, — голосом, поддерживающим иллюзию беззаботности, говорит он и еще крепче сжимает объятия.
Я тихо усмехаюсь и шмыгаю носом. Как же хорошо! Теперь все точно будет хорошо…
***
На вечере, посвященном открытию фестиваля, собирается вся литературная элита: главные редакторы, представители издательств, рекламщики, писатели и, конечно же, «Цензоры».
— Чувствую себя ДиКаприо на «Титанике», — шепчет мне на ухо Соколов, стиснув мою руку. — Не против, если я буду помалкивать весь вечер? Чтобы не сморозить лишнего… Не хватало, чтобы меня редактировали во время разговора…
- Мы никогда так не делаем, — я улыбаюсь и смотрю ему в глаза. — Хотя, признаюсь, очень хотим.
— Так и знал!
Разыскиваю взглядом стойку, посвященную комиксу Леши. На ее оформление я потратила месяц и теперь сгораю от желания увидеть выражение лица Леши.
— Ты что-то какая-то зажатая, — замечает он, обнимая меня за талию и вдруг замирает, уставившись вперед. — Что это?
Я поворачиваюсь и вижу заветный стенд, у которого выстраивается целая очередь. Реальность превосходит все мои ожидания, все выглядит настолько круто, что даже у меня дыхание перехватывает.
— Сюрприз! — слезы подкатывают от изумленного вида Леши. Я знала, что ему будет приятно, но выражение его лица трогает меня за живое.
— Это… что? Мой комикс?
Его реакция застает меня врасплох, я вот-вот расплачусь от вида слез, застывших в его глазах.
— Ты это сделала?
Я киваю, а он ведет меня к стенду.
Мы подходим и несколько человек сразу же узнают Лешу, радуясь увидеть автора комикса воочию. Его окружают читатели и просят автограф на страницах первого комикса. Я наблюдаю за всем происходящим сквозь слезы. Еще никогда не чувствовала подобного: гордость вперемешку с удовлетворением. Почти полгода работы на «Цензоров», жизнь в отдалении от дорогого тебе человека — все жертвы на которые я пошла, стоят этой самой минуты!
***
— Вы автор комикса? — к нам обращается женщина, в которой я сразу же узнаю главного редактора издательства, работающего с комиксом.
— Да, я, — робко отвечает Соколов, пожимая ей руку.
— Надеюсь, у вас есть наработки для следующей серии комиксов, — говорит она и хищно смотрит ему в глаза, словно в самое нутро заглядывает.
— К-конечно, — Леша бросает на меня неуверенный взгляд, а я усиленно киваю.
— Тогда свяжитесь со мной в ближайшее время, — женщина протягивает ему визитку, — а лучше позвоните в офис, назначьте встречу, нам есть что обсудить.
Мы с Лешей провожаем женщину ошалевшими глазами и дышать боимся. Неужели все это взаправду?
— Ну, что, мистер знаменитость, ты в состоянии потанцевать со мной? — первой выхожу из оцепенения и подхожу к Леше походкой кошки.
Соколов обнимает меня и выводит в толпу танцующих людей. Оглядываюсь по сторонам и выхватываю взглядом Мишину и Давида. Они танцуют в обнимку. Маша смущенно улыбается, а Давид подмигивает и уводит свою партнершу в глубь толпы.
— Спасибо, — шепчет мне на ухо Леша и проводит кончиками пальцев по моему обнаженному плечу. — Сегодня ты ответила на все мои вопросы. Кроме одного, самого главного…
— Какие вопросы?
— Все это время я спрашивал себя: почему ты не приезжаешь ко мне в Москву. Теперь я знаю ответ…, и я в шоке!
Я обнимаю его и притягиваю его лицо к своему с намерением поцеловать, но останавливаюсь. Все-таки додумалась накрасить губы той самой помадой. Ах, Леся, Леся!
— Зачем ты пошла на все это? — мы оба касаемся губ друг друга, делим дыхание на двоих. Это, черт возьми, даже лучше поцелуя!
— А ты не знаешь?
— Хочу, чтобы ты сказала это… хотя бы раз… потому что…
— Потому что люблю тебя.
Мы кружим в танце, превращаясь в магниты. Губы Леши находят мои, и мы сливаемся в глубоком чувственном поцелуе. Музыка, гул голосов, ритм моего сердца — все это сливается в одну бесконечную какофонию звуков. Я на седьмом небе!
— Скажи это еще раз, — просит Леша, оборвав поцелуй, который начинает выходить из-под контроля.
Мы дышим рывками, я лихорадочно ищу его губы, желая только одного — продолжения.
— Я. Тебя. Люблю.
Он не просто улыбается, он сияет.
— Клянусь, я готов слушать это вечно!
Музыка меняется на динамичную, но мы продолжаем танцевать в том же ритме и целовать друг друга.
— Теперь маме не отвертеться от кресла вице-президента компании, — хмыкает Соколов, заканчивая кружить меня. — Если открытие зала ее не убедит стать во главу фирмы вместо меня, то сегодняшний вечер и ажиотаж вокруг комикса — контрольный в голову.
— Какая мать пойдет против мечты собственного сына? — говорю я, не чувствуя пола под ногами, даже не сразу понимаю, что мы давно уже не танцуем. — Зато ты, наконец, станешь тренером и… известным автором комиксов. Это же то, что ты хотел!
— Единственное чего я хочу сейчас, — его шепот щекочет кожу за ухом, — это вытащить тебя из этого платья и…
— Пойдем! — беру его за руку и тащу с танц пола, отчего он заливается звонким, заразительным смехом.
— Что, прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас, Соколов, — топаю ногой, — Из нас двоих только ты умеешь по-настоящему ждать. А я уже горю заживо!
— Круть! Значит, обойдемся без преллюдии! Но сначала… — он притягивает меня к себе и одной рукой нежно обнимает за талию. Чувствую его нервозность и хмурюсь, когда он начинает копошиться по карманам второй рукой. — Подари мне еще один танец, Соколова.
Я сдвигаю брови и смотрю на него, прищурившись:
— Я — Ермакова. Ты оговорился.
Леша внезапно опускается вниз и становится передо мной на одно колено:
— Нет, не оговорился…
Конец
