старинное здание.
Мы оказались на забитой экипажами площадке. К моему удивлению, здесь обнаружилось двухэтажное здание обсерватории с целыми двумя наблюдательными башнями.
Я с облегчением выдохнула: звезды, определенно, лучше оперы.
Лорд Инграм заговорщицки мне подмигнул, указав на яркую афишу, то и дело мелькающую за спинами многочисленных посетителей: «Публичная лекция магистра Фогеля: «Новейшая артефакторика: прогрессивные идеи и общественные вызовы».
Фамилия казалась знакомой. Я точно ее где-то слышала, но вспомнить, где именно, не могла.
— Сюрприз удался, — с улыбкой сказала я, вкладывая ладонь в протянутую руку лорда Инграма.
Он помог мне спуститься, и мы присоединились к длинной очереди желающих приобщиться к знаниям.
— Я знал, чем вас порадовать, — сказал он, наклонившись к моему уху. — Не часто в Бринвилле встретишь целого магистра, готового болтать о своих делах перед толпой невежд.
— Бросьте, невежды иначе проводят свой досуг.
— Вы, как всегда, очень добры, мисс Лавлейс, — ухмыльнулся он и вытащил из кармана брюк часы на золотой цепочке. — Похоже, успеваем.
Джефри окинул взглядом очередь:
— Не сочтите за грубость, Катарина, но я вынужден оставить вас на минутку.
Я кивнула, и Джефри, минуя кассы, уверенно направился к входной двери. Он завис над хмурым контролером, проверяющим билеты и, склонившись, что-то сказал ему на ухо, а затем просунул в нагрудный карман сложенную купюру. Словно по волшебству, лицо контролера расплылось в улыбке.
Джефри обернулся и жестом поманил меня к себе. Видимо, он знает, что делает: вряд ли его жест остался незамеченным. Стараясь не обращать внимание на гул, поднявшийся в очереди, я последовала за Инграмом. Впереди важно вышагивал нечистый на руку проводник.
Обсерватория встретила нас приятной прохладой. Мы свернули влево от витой лестницы, ведущей, судя по всему, в башню и очутились перед обрамленной бархатными портьерами дверью в зал. Практически все места уже были заняты, но контролер быстрым шагом прошел к центру первого ряда и похлопал по плечу двух молодых парней, сидевших там. Жестом он указал им на кресла поодаль.
Инграм выглядел невозмутимо, а я чувствовала себя все более неловко.
— Прошу, — сказал Джефри, проводив меня к месту.
— Ну, зачем же так? — я была смущена.
— Как? — Джефри оборачивается на вахтера с парочкой. — А, вы об этих юных шалопаях? Их же не выгнали, просто пересадили. Не переживайте, леди Лавлейс. Устраивайтесь, скоро начнется представление.
И точно! Не прошло и пяти минут, как шум в зале постепенно начал стихать. На сцену вышел сам магистр Фрогель.
Вид у него был слегка чудаковатый. Это был немолодой мужчина с брюшком и седыми волосами, торчащими во все стороны, точно перезрелый одуванчик. Огромные очки в пол-лица делали его похожим на лохматого филина.
Свет приглушили. Фрогель включил проектофон. Заиграла тихая мелодия, и на сцене появилась картина в два человеческих роста с бушующим океаном. Магистр заговорил.
Уже через десять минут лекции я вдруг вспомнила, где раньше слышала его имя.
«Точно, это же сумасшедший магистр, о котором говорил Тони! — пронеслось в голове».
Фрогель замогильным голосом принялся рассказывать ту самую историю про скалу с неба и слетающую с оси планету. Картинка на проектофоне переключилась, и теперь там было схематическое изображение планов Фрогеля о спасении. Ничего нового: все те же боевые чародеи, взбирающиеся на небесный купол.
Я украдкой оглядела зал, но все слушали эти глупости, чуть ли не затаив дыхание. Даже Джефри, сложив руки домиком, внимательно глядел на сцену.
Что ж, по крайней мере, я узнала, что конца света осталось ждать не долго: всего-то в следующем году на праздник осени. И почему шарлатаны так любят предсказывать свои катаклизмы непременно в даты праздников или равноденствия?
Речи же Фрогеля становились все более эмоциональными: апокалипсис, как оказывается, предсказали еще лет тридцать назад, но правительству было плевать. А ведь, если мы выживем, еще нужно семь лет скорби перенести, прежде чем мир окончательно перестанет существовать!
Я вновь покосилась на Джефри. Лицо у него было серьезное. Он повернулся, улыбнулся мне, после чего вновь отдал свое внимание магистру.
Чем дальше, тем больше я теряла суть повествования. Фрогель перешел к разоблачениям: заговор зрел столетиями, еще с войны Орденов. Выжившие маги-отступники проникли во все сферы и продолжают творить свои темные делишки.
— Их план — порабощение людей! — заключил Фрогель, после чего принялся рассказывать о реальной истории войны Орденов.
— Все знают, как кровавая Агнесса собрала свою армию. Ее изобретение, шлем — Хильдигрим — заставлял носивших его терять память, подавлял волю и делал человека марионеткой в руках этой злодейки. После поражения кровавой Агнессы все ее темные артефакты, в том числе и хильдигримы были якобы уничтожены в огне, размером с гору. Якобы! — выкрикнул магистр. — Но я вам скажу, что это ложь! Несколько лет назад на столичной выставке был запатентован артефакт под номером сорок девятьсот четырнадцать! Черные технологии вернулись, а никто этого не заметил. Хильдигрим скрылся под безобидным номером!
Если Фрогеля и был какой-то талант, так это талант сводить вместе факты, совершенно не связанные и выдавать свои умозаключения с таким видом, будто между ними есть логическая связь.
— Кто помнит, из чего были сделаны шлемы кровавой Анессы?
— Из бадделеита, — донеслось из зала.
— Как и артефакт под номером сорок девятьсот четырнадцать!
Фрогель замер с лицом, будто все должны понять, что из этого следует. Однако множество безобидных и опасных артефактов изготавливаются, к примеру, из серебра. Судя по тишине, повисшей в зале, слушателям было недостаточно такого простого совпадения.
— Тогда я напомню вам, что использовали для усмирения мантикор и виверн. Это давно позабытый рецепт, где помимо вполне обычных ингредиентов содержался болиголов. Интересное совпадение: в одном изобретении используется болиголов и бадделеит.
В зале послышалось шушукание.
— Они говорят, что это артефакт для усиления магических способностей, — кривляя неизвестных «их», — продолжал Фрогель. — Но зачем вживлять его под кожу, если это не черная технология порабощения? Более того, она уже взята на вооружение военным министерством.
На этих словах, какая-то впечатлительная дама ахнула и хлопнулась в обморок. Зал загудел. В голосах слышалась тревога и возмущение. Появился тот самый контролер и под руку вывел дамочку из зала.
Я же испытывала то странное чувство, которое бывает, когда кто-то несет откровенную чушь, а возразить ему нет никакой возможности.
Какое порабощение? Скорее, возможность чародеям, у которых по какой-то причине нарушилось взаимодействие с даром, использовать магию, как прежде. И
