Томми вдруг подумал, что выглядит среди них жутко смешно.
Когда все разошлись, Марго окликнула его.
— Я подходила к твоей маме, она разрешила.
— Вам не кажется, что я смешно выгляжу? Девять девушек и я один — мальчик?
Томми выступал с балетом три года, но подобная мысль настигла его впервые.
— С париком никто не разберет девочка ты, мальчик или шимпанзе в юбках, — заверила Марго и, как насторожившаяся птица, склонила голову набок. — Моя б воля, вывела бы тебя на манеж лет шесть-восемь назад, как Маленькую Энн. Но Бесс и слышать об этом не хотела. Знать бы, что наговорил ей Тонио. Ну все, после дневного представления придешь в трейлер девочек, дам тебе юбку и парик.
— Хорошо, мэм, — вежливо сказал Томми и побежал к аппарату.
Но Сантелли там уже не было.
Публика сегодня днем была обычная, в основном, состоящая из детей, но казалась почему-то чужой и враждебной. Оставив сортировку костюмов Элен Бреди, Томми поспешил к длинному красно-белому трейлеру Марго, служившему также раздевалкой для воздушного балета. Марго вышла на стук с охапкой розовой кисеи. Где-то шли по радио военные новости.
— Ты уже слишком большой, чтобы переодеваться в трейлере, полном девчонок.
Иди к себе, надень все это, потом возвращайся, и Энн приведет тебя в порядок.
Чувствуя, как накрахмаленная кисея царапает руки, Томми пошел к родительскому трейлеру.
В прошлом году я выступал себе в балете и радовался. Почему же сейчас так злюсь?
Он мрачно натянул костюм, дергая тюлевые юбки. К юбкам прилагался скверно сидящий лиф и старые балетные туфли. Сетка покалывала ноги. Выйдя в своем розовом наряде на улицу, Томми почувствовал себя донельзя глупо, но все вокруг были слишком заняты, чтобы обращать на него внимание.
Марго ушла, однако Маленькая Энн ждала его, и Бетси Джентри была здесь — хрупкая немолодая усталая женщина с перевязанной ногой. Велев Томми сесть и наклонить голову, Бетси нацепила ему парик и посоветовала быть осторожнее на кувырках.
— Если он свалится во время представления, ты будешь выглядеть глупо, мальчик мой.
В ее речи слышался легкий акцент. Томми было известно, что Бетси не американка, но откуда она приехала, он не знал и никогда не интересовался. А тут вдруг стало любопытно, но времени на вопросы не было.
— Этот твой пояс упадет через минуту. Маленькая Энн, дорогуша, подай полотенце, я его закреплю.
Бетси принялась запихивать полотенце в розовый лиф, но Томми оттолкнул ее руку.
— Не надо, — пробормотал он. — Пусть лучше эта штуковина падает…
Его смущению не было предела. Господи, только фальшивой груди ему и не хватало! Раньше ему давали костюм для маленьких девочек, с прямым лифом.
— Ты слишком раздался в плечах, — раздраженно пояснила Бесс. — Маленькая Энн, закрепи тогда булавкой.
Застегивая булавку, девушка шепнула Томми на ухо:
— Что с тобой сегодня? Не волнуйся… ты всю эту чепуху и во сне станцуешь.
— Я не волнуюсь. Просто чувствую себя полным придурком.
— Мама говорит, что ругаться нельзя, — чопорно пожурила Маленькая Энн.
— Я не ругаюсь. Все дети так говорят. Это не плохое слово.
Томми глянул в зеркало. Отражение казалось костлявым и неуклюжим, со слишком широкими плечами и бледным лицом под соломенного цвета париком.
Маленькая Энн с завитыми кудряшками смотрелась в розовом наряде мило. Он же выглядел как идиот.
— Помадой намазать?
— Да ну тебя! — взвился Томми. — Я, по-твоему, кто?
— Нет, ну что-то по-любому надо, — возразила девушка. — Томми, что случилось?
— Если мне что и надо, так это мешок на голову, — буркнул он.
— Оставь его, Маленькая Энн, — велела Бетси. — Томми, никому нет дела до того, как ты выглядишь.
— А выгляжу я так, будто бы сбежал из шоу уродов!
— Ничего подобного. Ты всего лишь один из десяти. И пока ты не сделаешь чего-нибудь совсем ужасного — а ты не сделаешь — никто на тебя смотреть не будет.
Все, идите оба.
Стоя позади Маленькой Энн у «черного входа» — входа для артистов — Томми мечтал превратиться в невидимку. Том Зейн-старший, все еще в пробковом шлеме и белом костюме, в которых работал в большой клетке, задержался рядом и оглядел сына с головы до ног. Ничего не сказав, махнул стеком в знак приветствия и ушел.
— Наша музыка, — шепнула Маленькая Энн. — Две минуты, — она поправила волосы.
— Если забудешь, просто смотри на меня… Эй, Томми, ты чего?
— Чувствую себя странно. Будто сейчас стошнит.
Девушка схватила его за руку. Ладонь была такая же, как у него, — твердая, мозолистая, сухая от канифоли.
— Это ничего. У всех бывает. И у меня тоже. Ты справишься. Мама говорит, глупо было не разрешать тебе регулярно выступать. Что ты не перенервничал вовремя.
Мама говорила тете Бесс… — она замолчала, стиснула его пальцы и выпустила. — Наш выход.
И побежала к аппарату.
Выскочив с девятью девушками на манеж, Томми бросил быстрый взгляд на публику. Когда он начал карабкаться к сияющим кольцам, солнце било в лицо.
Следующие шесть минут, пока барабанная дробь и взрыв аплодисментов не возвестили о конце номера, у Томми особо не было времени заботиться о том, как он выглядит. Уходя с манежа, он запнулся о ленту балетной туфли и упал на клоуна. Тот беззлобно его оттолкнул. Возле форганга Марго потрепала Томми по плечу.
— Неплохо, неплохо, только в следующий раз следи за ритмом, — и убежала на следующий номер.
Томми пошел снимать розовый костюм и парик.
Вечернее выступление прошло так же, а ближе к ночи, когда рабочие готовили цирк к долгому переезду в Сан-Анжело, в дверь трейлера Зейнов постучала Марго. Внутри было темно: