* * *
Хуже всего то, что я так и не знала, что с моей Оленькой. Несколько дней караулила у дома свекра — войти больше не могла, он теперь держал ворота закрытыми — но тщетно. Ни разу не видела ни ее, ни свекрови. Закралось подозрение, что они ее куда-то увезли.
В опеке тоже ничего толком не говорили. До руководства достучаться не получилось. Однако одна из сотрудниц, видимо, сжалившись, подтвердила, что кто-то сверху «настоятельно попросил». Собственно, я и так это знала.
— А мы же просто пешки, нам сказали — мы исполняем. Хотя вообще-то всегда стараемся оставить ребенка матери. Даем время исправиться, даже если что-то есть такое… Но тут прямо сразу в оборот… А вы знаете что? Вы найдите работу, официальную, и обязательно возьмите характеристики, ну чтобы было с чем в суд идти. И юриста хорошего наймите.
Уже наняла. И юрист советовал то же самое, но вот как раз с работой возникли ожидаемые трудности. Чертова запись в трудовой отпугивала всех, словно делала меня какой-то прокаженной. «Вы нам не подходите» — сыпалось отовсюду, куда бы я ни ходила на собеседования. Даже если поначалу меня хотели принять, позже перезванивали и отказывали.
Казалось, я тщетно пытаюсь пробить глухую стену. От безысходности порой просто не хотелось жить… И только мысли об Оленьке, хоть и раздирали сердце в кровь, но и заставляли как-то держаться.
* * *
Я зависла возле полки с детскими соками. Тыквенный — любимый у Оленьки. Рука автоматически потянулась за коробкой, но затем я опомнилась. И сразу же на глаза навернулись слезы. Так теперь случалось со мной иногда, не то чтобы часто. Но вот, бывало, какая-то мелочь напомнит о моей девочке, и сразу горло перехватит…
— Вам плохо, — кто-то тронул меня за локоть. А потом и вовсе назвал по имени-отчеству. — Марина Владимировна, вам помочь?
Я посмотрела на женщину. Лицо было знакомо, но смутно. Узнать ее во всяком случае я не могла, хотя точно где-то с ней виделась. Она, наверное, догадалась, потому что тут же представилась:
— Я мама Артема Казаринова. Помните? Вы на педсовете тогда выступили за него. Я никогда этого не забуду. Давно хотела вас поблагодарить, да сразу не получилось, а потом все как-то…
Она виновато вздохнула и улыбнулась.
Ах да, точно. Теперь и я ее вспомнила.
— У вас хороший мальчик, — выдавила и я в ответ улыбку, припомнив заодно, как он недавно вступился за меня перед одноклассниками.
— Да, спасибо. Я знаю про вашу ситуацию, мне Артем рассказывал, — помешкав, призналась она. — Говорят, и в школу вам теперь дорога закрыта. Так жаль…
— Если б только в школу, — горько усмехнулась я.
Она понимающе покачала головой. Может, не стоило было вот так чужому человеку жаловаться, но это ее сочувствие что-то во мне надломило. Да я ей была благодарна уже за то, что она не отвернулась брезгливо, как все прочие, а хорошие искренние слова я и вовсе забыла, когда последний раз слышала. Поэтому, наверное, так и размякла сразу.
— А вы оставьте мне свой номер. Как с вами связаться? Я спрошу у мужа, у них там вроде недавно искали кадровика.
— Спасибо, конечно. Вы, может быть, не знаете, но уволили меня по статье. Я не хотела бы подводить вас или вашего мужа.
Она пожала плечами. А телефон я всё-таки дала, ни на что, впрочем, особо не надеясь. Но уже на следующий день мать Казаринова мне перезвонила.
— Я поговорила с мужем. Да, им требуется кадровик. Про вас я ему рассказала, все нормально. Он попросит за вас, если что. Только сразу скажу, место это временное. Сотрудница ушла в декретный отпуск. Да и завод у них на ладан дышит. Вроде как хотят его не то закрыть, не то перекупить. В общем, там тоже всё очень зыбко, все на нервах, сокращения идут. Муж у меня сам переживает, что не дадут до пенсии доработать. Но кадровик там как раз нужен. Вы подумайте…
Что уж тут думать, когда выбирать не из чего. Я поблагодарила ее, записала под диктовку телефон и адрес.
— Завтра сможете подъехать?
— Смогу!
Господи, неужели хоть что-то наконец сдвинулось с мертвой точки?
Глава 5
Тимур
Ещё с улицы я услышал, как отец кого-то распекает на весь двор. Наверняка свою очередную сиделку.
Ну точно.
— Дура безрукая! — рявкнул он.
Отец, конечно, и раньше любил поорать от души, но теперь, прикованный к инвалидному креслу, он — вообще зверь. Любая мелочь за пару секунд доводит его до бешенства.
Сиделки у него меняются так часто, что никто в доме не успевает запомнить их ни в лицо, ни по имени. Сбегают в слезах и в ужасе. Да и не они одни. Охранники, горничные — никто не задерживается. Только Влад и Тоня, привыкшие уже, видать, ко всему, сносят все его взбрыки. Но даже они бояться лишний раз попасться ему на глаза. Только со мной он ещё более-менее прежний.
Хотя мне стало не по себе, когда приехал и увидел его. Ладно, не ходит — про это я уже заранее знал, но даже представить не мог, что он так исхудал и состарился. Как будто не год, а лет пятнадцать прошло с последней встречи. Болезнь сильно его изменила. И характер у него испортился.
С августа сменилось четыре сиделки. Или пять? Не помню. Эта, видимо, тоже скоро от него сбежит.
Пока я поднимался на крыльцо, отец чем-то тяжелым жахнул по стене и снова заорал:
— Ни укол нормально сделать не может, ничего! Где только таких криворуких дур берут!
Через пару минут его сиделка, вся в слезах, попалась мне на лестнице.
Хотя лично я понять отца могу. Я вон вообще люто ненавидел всех, когда после аварии год лежал бревном.
Ну а отец таким стал полгода назад или чуть раньше. Он долго скрывал от меня свою болезнь. Потом всё надеялся, что сможет встать. Говорит, не хотел меня лишний раз тревожить, ломать мои планы, рушить проекты.
Мы же там в Москве свое дело замутили с одним чуваком с моего курса. Чувак тот прямо классический, хрестоматийный такой ботан. Выглядел как чучело — на башке хоть гнездо вей, и сам нелепый, несуразный, вечно в каких-то затрапезных бабушкиных кофтах. По универу ходил вдоль стенки, как пришибленный. Но, сука, умный, просто гений. Зовут его Лорс.
Сначала я на него даже внимания не обращал. Пока он на втором курсе не уделал меня на олимпиаде по сопромату. Вот тогда им заинтересовался. Только он поначалу от меня шарахался при том, что я с ним пытался разговаривать чуть ли не как с маленьким. А он стоял, втянув голову в воротник бабушкиной кофты и нихрена не было понятно — слышал он меня вообще или нет. Потом я все же потихоньку растормошил его.
Наши девки над ним вечно глумились, да я и сам его порой подстебывал, но чисто по-дружески. А девкам я рты быстро заткнул.
Этот Лорс мог написать любую прогу, мог влёт решить любую задачу, причем самым нестандартным подходом. Даже преподы ломали головы, что за IDE он использовал. И с такими мозгами по жизни он был полный лох, из тех, кто дорогу не сможет перейти, если там нет светофора и пешеходного перехода.
