Ну, конечно, я взял его под свою опеку. И к концу пятого курса он даже мало-мальски стал на человека похож, а не на Йети. С ним мы и замутили свое дело. Я придумывал, он воплощал. Ну и с заказчиками договаривался тоже, конечно, я.
Отец сначала фыркал, типа, сколько можно фигней маяться. Возвращайся, помогай управлять заводом, вникай в специфику. Я все эти его призывы принимал в штыки.
«Да нужен мне твой завод? Я хочу делать то, что хочу», — говорил ему я.
Хотя на самом деле, не в заводе было дело. Просто не хотел я, чтоб он дергал меня за ниточки, чтобы указывал, что там надо делать, куда ходить, с кем и как разговаривать. Я хотел всё сам.
Потом отец отстал. Звонил реже и реже и вообще не заикался больше о том, чтобы я вернулся.
Мы с Лорсом за год обросли клиентами. Всякое, конечно, случалось. Заказов поначалу было мало. Встречались ещё умники, которые пытались нас кинуть, но с такими у меня разговор короткий, но убедительный. В итоге, дела пошли в гору. Мы даже решили немного расшириться: снять приличный офис, взять ещё кого-нибудь в подмогу.
Взять даже успели — одну девчонку с нашего же курса, Юльку. Мы с ней одно время мутили.
Ну как мутили? Общались нормально, ну, иногда, изредка трахались. А до этого она по пятам за мной целый год или даже два ходила. Не висла, ни с какими намеками не лезла, как некоторые, но вечно крутилась рядом, но я на неё — ноль внимания.
Потом, помню, от гриппа чуть кони не двинул. Так она разузнала, где живу, примчалась, лечила, еду возила, убиралась. Даже на ночь оставалась, в кресле спала.
Я, как только немного оклемался, послал ее. В смысле, наехал, мол, какого хрена она за мной таскается. Прогонять стал. Но Юлька вдруг разревелась. Ну и всё. Остальное как-то само собой получилось.
Вообще-то Юлька нормальная оказалась. Ничего плохого, кроме хорошего, я от нее не видел. И не тупая она. Правда, меня не вставляла, чисто физически. Но тут уже не в ней дело было.
Но когда этим летом позвал её, дурочку, в нашу шарагу, она же всё бросила и примчалась, хотя, как выяснилось, уже успела куда-то нормально пристроиться.
Ну и вскоре, где-то в начале августа, отец позвонил и признался, что перенес операцию на позвоночнике и уже три месяца как не ходит. Жаловался, что дела на заводе еще идут как-то по накатанной, но все последние тендеры они продули, что-то там тоже плохо. Завод и тендеры меня не волновали совершенно, а вот за отца я испугался.
Когда я сказал Лорсу, что уезжаю, он заплакал. Реально! Ну не навзрыд, но сидел хлюпал носом. Я аж растерялся. Что за чушь? Когда я, например, плакал? Да никогда. Ну вот только после похорон матери. И всё. Даже когда сильно плохо было. Даже когда жить не хотелось. А это… дичь какая-то.
Попросил Юльку, чтобы она присматривала за Лорсом. За пару дней мало-мальски ввел её в курс дел, оставил ключи от дома, подогрел деньгами, обещал созваниваться, помогать если что и вернуться как только, так сразу.
Поначалу она дергала меня по сто раз в день, в том числе среди ночи, забив на разницу во времени. Но постепенно, видать, въехала, и в последнее время звонила чисто поболтать. Спрашивала, когда приеду. Каждый раз я отвечал: скоро. Но уже пошел третий месяц как я застрял в Иркутске…
* * *
Отца я застал в его спальне.
— Что, ни дня без выступлений? Скоро и эта сбежит от тебя.
— Пусть! Три раза мне тыкала, в вену попасть не может. Я ей что, игольница? Дура! Скажи лучше, ты посмотрел документы по тому заводу? Ездил туда?
— Угу, да шняга какая-то.
На этот полудохлый завод цветных металлов прибалтывал отца его зам. Мол, можно купить очень выгодно, потому что хозяин там весь в долгах, вот и продает по дешевке. А потом объединить с отцовским заводом металлоконструкций и будет полный производственный цикл.
Отец попросил меня просмотреть документы, ну и цифры изучить, насколько там все плачевно. А там реально — плачевно всё.
Да и не хотел я ещё эту мороку на себя взваливать. Иначе отсюда вообще не выберусь. И так отец полностью все дела по своему заводу на меня повесил. Хотя там я, если честно, уже более-менее втянулся, разобрался что к чему. Он почти и не вмешивался, только интересовался, как и что. Но всё равно мне было скучно, и увязать во всё это ещё глубже я не хотел.
— Ну раз говоришь, что шняга, закрываем вопрос, — согласился отец.
И слава богу.
* * *
На другой день отцовский зам, ну теперь уже мой, снова наседал на меня.
— Тимур Сергеевич, зря вы так отметаете это предложение. Это сейчас завод убыточный, но надо смотреть на перспективу. Производство наладить и всё… Сейчас я наглядно покажу, как можно…
Он выхватил из папки какую-то бумагу, взглянул — нужная или нет, и принялся судорожно чертить с обратной стороны не то схемы, не то диаграммы.
— Этот вопрос уже закрыт. Займитесь делом, — резко оборвал его я, сдерживая растущее раздражение. Плешь он уже проел с этим заводом.
— Но… — начал было зам, но взглянул на меня и тут же осекся, кивнул и мигом убрался вон. Даже свои каракули забыл на столе.
Я взял его писанину, повертел в руке. Что он там хотел изобразить — было непонятно, ну а с обратной стороны оказалось просто какое-то производственное письмо. Причем не нам и не от нас. Я уже хотел смять листок и отправить в корзину, как случайно взгляд зацепился за имя исполнителя: Филатова М.В. А ниже номер телефона.
Сердце коротко дернулось. В груди противно потянуло. Несколько секунд я тупо смотрел на этот листок, потом отложил его. Да фигня какая-то! Мало ли Филатовых М.В. Почему сразу она? Да даже если она, какая мне разница? Вообще никакой. Всё уже давно в прошлом. Умерло и остыло. Я уж и не вспоминал её сто лет.
И тут же память подгадила: да вот недавно, в мае, когда праздновали мое двадцатипятилетие, я надрался как сволочь, а на другой день меня все спрашивали, кто такая Марина. Угу, ещё про Юльку вспомни. Как дико меня заводило, когда она сделала такую же прическу, как у неё. Как я тогда разворачивал её к себе спиной, чтоб лица не видеть, и с остервенением трахал. А потом она подстриглась, перекрасилась, и сразу как отрубило.
Всё равно. Это когда было-то! А сейчас даже знать ничего не хочу…
Но письмо я прочитал. Обычное уведомление об увольнении сотрудника, между прочим, из этого полудохлого завода.
Да и плевать! Я сунул письмо в лоток. Потом снова достал, позвал зама.
— Откуда это у вас?
Он пожал плечами.
— Случайно, видать, прихватил вместе с другими бумагами, когда туда ездил. А что-то не так? — сразу занервничал он.
— Да всё, идите, — отмахнулся я.
В кабинете стало душно. Я распустил галстук и ворот рубашки. Сердце за ребрами частило и металось как оса в банке. Дурость, конечно. Но… узнать бы, она это или не она?
