Правда, правда…
Он рассказывал, а Дианка глядела на него, и ей казалось, что где-то она его уже видела. Но где? Вдруг вспомнила: когда она бродила ночью по городу и грела руки над Вечным огнем, он тоже грел руки. Да, да, именно руки она и запомнила тогда, еще подумала: какие тонкие пальцы, как соломинки.
— А в первый раз мы встретились с вами у Вечного огня. Помните?
Он задумчиво поглядел на нее.
— Когда?
— Давно. Зимой.
— Нет, не помню.
Вода сонно шевелилась у его ног, будто убаюкивала.
— Ну, ладно, мне пора.
Он встал и ушел, даже не попрощался. Забыл он про нее, что ли? А может, не забыл, просто не видел. Сидел, разговаривал, а думал о чем-то своем.
Глядя ему вслед, Дианка чуть не заплакала. Вот и еще один человек прошел мимо. Остановился лишь на минутку, приоткрыл дверцу в душе и ушел со своей бедой, со своим счастьем. Сам по себе. И она сама по себе. И все люди сами по себе. Так неужели же прав Андрей? Неужели? Когда они шли в сельсовет расписываться и Дианка все приставала к нему: «Скажи, любишь? Любишь?», Андрей остановился, поглядел ей в глаза и ответил, спокойно так, деловито: «Конечно, люблю. Иначе зачем бы женился? Но в душу ты мне не лезь. Человек один приходит в этот мир и один уходит. Другого человека ему ни в жизнь не понять».
Она засмеялась тогда, не поверила. Потому что не могла поверить. Зачем же человеку тогда и жить — одному? Для чего? Но люди встречались и проходили мимо, и в душу Дианки стало закрадываться сомнение: неужели же прав Андрей? Неужели?
Этими своими сомнениями она поделилась однажды с Катей. Та поглядела на нее в упор, будто в первый раз увидела и вздохнула: «Пойдем-ка лучше в кино. Французская кинокомедия. Лучше вволю похохотать, чем философией заниматься».
Да, и Катя оказалась совсем не такой, какой бы хотелось Дианке: ни поговорить по душам, ни посоветоваться. Хотя во всем остальном она была чудесной подругой: делилась последним куском, помогала Дианке на занятиях.
После изучения теории начались практические занятия. И вот тут знания Кати подчас оказывались даже ценнее знаний преподавателей. Преподаватели просто показывали детали трактора и объясняли, для чего каждая из них предназначена, а Катя говорила:
— Обрати внимание, это форсунка. Она часто выходит из строя.
Или:
— Это прокладка блока. Как пробьет ее во время работы, хоть ложись на землю и плачь.
— И ты плакала?
— Я-то не плакала. Мне отец помогал. А вот тебе кто поможет?
«Муж!»- чуть не сорвалось однажды у Дианки с языка, но она вовремя спохватилась: зачем и Кате голову задуривать, она не поймет, она еще маленькая.
А маленькая Катя взяла и удивила всех. Под выходной день, когда девчонки в общежитии собирались кто в кино, а кто домой, в деревню, шумно распахнулась дверь, и в комнату ввалился огромный парень. Не парень — богатырь с картины Васнецова. Вслед за ним проскользнула и Катя.
— Знакомьтесь, — сказала она тоненько, — это Федя.
— Федя — жених, — добавил богатырь
И Катя подтвердила:
— Мой жених, девочки.
Дианка так и села.
— А сколько же вы дней знакомый
— Сколько? — засмеялась Катя и стала отсчитывать на пальцах. — Если считать с сегодняшним, то девять, а что?
Дианка ничего больше спрашивать не стала, а поставила на плитку чайник: хоть угостить жениха с невестой. Но Федя чаю ждать не стал, а с ходу ударил по песням: «Брошено в пургу сердце на снегу…» Причем он так широко жестикулировал, будто и в самом деле разрывал себе грудь и вырывал оттуда сердце.
Как ни была Катя занята своим женихом, все же она заметила, что Федя девчонкам не понравился, и отослала его в кинотеатр за билетами. Сама подошла к Дианке и обняла ее сзади за плечи:
— Осуждаешь?
— Да кто он? — взорвалась Дианка. — Ты хоть фамилию у него спросила?
— И фамилию, и имя, и даже отчество. Он мне все как есть рассказал. И что женат был два раза, да все жены неподходящие попадались.
— А ты подходящая?
— А я подходящая! Потому что щи умею варить. Он мне так и сказал: «Вари мне каждый день щи, и я буду счастлив». Вот!
— Ну, не знаю, — пожала плечами Дианка, — если только в этом счастье…
— А еще у него комната есть! — постаралась закрепить свои позиции Катя. — В городе жить буду!
— А как же с работой? Ведь тебе колхоз направление на курсы дал!
— Ну и что, что колхоз? Хватит того, что у меня мать с отцом всю свою жизнь в колхозе проработали! И знаешь, хватит меня учить, я не маленькая!
С этого дня Катю будто подменили. Она и думать ни о чем больше не могла, как только о своем женихе: Федя сказал, Федя велел, Федя потребовал.
Дианка молчала. Глядя на подругу и осуждая ее, она думала: «Чем я лучше? Надо материальную часть изучать, а я гляжу на трактор, а вижу пруд у крепостной стены и плывущего по воде черного лебедя. Нет, нельзя так, нельзя, — корила она себя, — надо всерьез взяться за учебу. Завалю экзамены, вот позо-ру-то будет. Хоть домой не являйся».
Теперь Мать уже знала о курсах механизаторов — Дианка сама ей рассказала, когда приезжала в Веселые Ключи. Матери рассказала да еще Коле. Мать ничего не ответила, лишь заплакала, а Коля, наоборот, одобрил:
— Ты ведь агрономом хочешь стать, а агроном должен сам испытать, каково нашему брату, механизатору, приходится.
— А ты откуда знаешь, кем я хочу стать? — вспылила Дианка.
— Я все про тебя знаю.
Дианка и вправду еще в школе мечтала стать агрономом, но ведь в городе не было такого института, ехать куда-нибудь далеко побоялась. Да и не хотелось мать одну оставлять. Хорошо, что курсы под руку подвернулись: и работа будет приличная, и все-таки дома, под родной крышей. Но это когда еще будет, сейчас надо забыть обо всем на свете и заниматься, заниматься.
Дианка так и делала. Целыми днями она возилась с деталями трактора, собирала и вновь разбирала коробку скоростей, изучала задний мост, два раза выезжала уже сама за ворота училища.
Геннадий подсмеивался над ней:
— Ты так заучилась, что не заметила, как всех своих подружек порастеряла.
— Как это растеряла?
— А где они? Где?
— В самом деле, — удивлялась Дианка, как это она не увидела, что все девчонки куда-то поисчезали: то выходили замуж, то возвращались домой в деревню, а то в городе
