лицом или начнёт облизывать руки?
— Ты прав, в следующий раз я всё уберу.
— Молодец! Мне в другую сторону, — сказал он, ткнув большим пальцем через плечо. — До завтра, Дебора!
— Пока.
Придя домой, я почувствовала себя лучше — давно такого не было. Сколько я ни звонила, дверь не открывали. К счастью, ключи всегда у меня в кармане.
В квартире было пусто.
На кухонном столе я нашла записку от мамы: Моя Дебо, нам с твоим отцом нужно поговорить, так что мы ушли в ресторан.
В холодильнике помидоры, сыр и яйца — можешь сделать себе омлет.
Не засиживайся допоздна.
Мамочка
Вдруг у меня заболел живот.
Неужели отец во всём признается?
Я насыпала Изидору корма, а себе — хлопьев с соевым молоком. Концентрация на уровне землеройки: такими темпами я закончу домашку только к трём часам утра. Похоже, Изидор чувствует, что что-то не так, скребётся под дверью. Я выждала двадцать минут, но он не переставал, поэтому, тяжело вздохнув, я открыла.
— Что тебе надо?
Он посмотрел на меня, виляя ободранным хвостом. В его глазах я просто Иисус.
— Ладно, заходи, только не оставляй повсюду свою вонючую шерсть.
Я отправила СМС Элоизе, но она не ответила.
Выключила свет в полночь. Родители ещё не вернулись. А вдруг они тут же отправились к адвокату подписывать бумаги о разводе?
В два часа ночи послышался шум: родители хихикали, бились обо всё подряд и ржали.
Похоже, они заметно перебрали с алкоголем.
Я поворчала и сунула голову под подушку, надеясь, что в этот раз отвратительная паучиха не придёт ко мне во сне.
На следующее утро Джамаль помахал мне у Питомника. Я разговаривала с Элоизой: вчера вечером она ходила в кино с кузиной — вот причина гробовой тишины. Я лишь слегка пошевелила пальцами в ответ, однако Элоиза заметила движение и повернулась:
— С кем это ты поздоровалась? С Человеком-тарантулом?
Я лишь пожала плечами и вошла в Питомник. Человек-тарантул, Эрванн — всё это чепуха. Отец не признался маме.
Сегодня утром в раковине стояла чашка.
Больше ничего не понимаю.
Глава пятая
Дебора открывает для себя взаимопомощь — понятие, до сих пор не существовавшее в её словарном запасе
Скоро осенние каникулы. Я неплохо продвинулась в чтении «Отверженных»: Жан Вальжан украл столовое серебро у епископа, однако тот сказал, что сам подарил ему подсвечники, и так изменил его жизнь.
В итоге сражённый Фантиной Жан Вальжан решает изменить жизнь Козетты.
Кто же изменит мою?
Шёл дождь, по дороге к Питомнику я встретилась внизу с Элоизой, которая приютила меня под своим зонтиком.
— Сядем на автобус?
— Нет, я хочу пройтись, если ты не против.
— Именем золотых спагетти, ты никогда не догадаешься, что вчера со мной случилось.
— Ты поцеловалась с Эрванном.
— Как ты узнала? — Элоиза вытаращилась на меня; под зонтиком цвета фуксии наши лица порозовели. Можно подумать, две свинки по дороге на ферму. Двое очаровательных разбойников с большой дороги, на одном из которых лягушачьи сапоги.
— Я установила слежку на его телефон.
Элоиза наклонила голову, чтобы лучше меня рассмотреть, и я подумала, что она больше похожа на индюшку, чем на свинку.
— Да нет же, дурочка, просто я тебя знаю как облупленную!
Элоиза выдохнула и радостно закудахтала.
— Мы с Эрванном целовались три часа двенадцать минут, — ликовала она.
Я подняла большой палец в знак одобрения.
— У него вкус клубники и алкоголя: мужественный, дерзкий, но не слишком. А ещё он не побрился, так что у меня раздражение пошло по всему подбородку.
Мы шагали под проливным дождём, и я обрадовалась, что надела лягушачьи сапоги. Возражать, что у Эрванна цыплячий пушок вместо щетины, я тоже не стала.
— Уверена, что ты вернулась домой и обмазалась увлажняющими масками, — ответила я.
— Ты слишком хорошо меня знаешь. Угадай, что сказал мне Эрванн?
Она болтала, как старуха с жирными волосами и в дырявых колготках, которая рассказывает в поблеклых красках о похождениях молодости, сидя в богадельне. Я люблю Элоизу, но мой мозг просто не приспособлен к такого рода болтовне, а тут… Больше всего меня погрузило в пучину недоумения подробное описание «мягкого, но настойчивого» языка Эрванна — а чего она ожидала? Что он будет волосатый и с присосками? Как-то раз в летнем лагере я поцеловала одного мальчика — это было отвратительно. Да, знаю, я уже выпускница, но, думаю, у меня вся жизнь впереди, чтобы совать язык направо и налево. А пока что пусть остаётся в тепле за моими зубами.
— В субботу на дне рождения его родителей не будет дома. И Эрванн предложил остаться на ночь!
Хотелось бы мне ещё послушать, но это было просто невыносимо. Моё внимание привлёк чей-то расплывчатый силуэт, шагавший прямо к нам. Что-то в нём было тревожное и знакомое — глаз не оторвать. Элоиза же не слезала с разговора об обмене слюнями с Эрванном и перспективах незапланированной беременности.
— Ты понимаешь? Это же значит, что… что… — лепетала она, пока из её глаз сыпались розовые единороги.
Поглощённая чудовищным видением на горизонте, я уже не слушала.
Он не посмеет.
Бесформенный силуэт приближался; кровь отхлынула от моего лица. Под огромным голубым зонтом в обнимку с темноволосой стервой беззаботно вышагивал в мою сторону отец. Перед моим лицеем!
Я остановилась. Элоизе тоже пришлось притормозить, от неожиданности она возмутилась:
— Да что с тобой вообще тако…
Проследив за моим взглядом, Элоиза вытаращилась на пришельцев.
Он решил нарочно продемонстрировать мне своё непристойное счастье? В восемь пятнадцать утра! Или же он настолько растворился в себе, что забыл, что я хожу в школу? Забыл, что я вообще СУЩЕСТВУЮ?!
Мне захотелось убежать, но клетки мозга замкнуло. Теперь я уже различала черты брюнетки. На вид ей было столько же лет, сколько и маме, однако годы её не так потрепали: золотистая кожа, длинный тонкий нос и уверенная широкая улыбка. Кудрявые волосы обрамляли восхитительное лицо. Отец буквально пожирал её глазами — меня он точно не видел.
Первой пришла в себя Элоиза. Она схватила меня за рукав, наклонила зонтик вперед, чтобы заслонить нас от случайного отцовского взгляда, перевела меня через улицу, не доходя до пешеходного перехода, и втащила в здание лицея.
Капли дождя смешались со слезами на моих щеках.
Я прошла шагов пять и сползла по стене, не обращая внимания на развешенные повсюду объявления и записки. В полном безразличии я рухнула на пол.
— Блин! Дебо?!
Элоиза присела рядом.
Перед глазами мелькали чьи-то ноги,