class="p1">Н о л ь к е н. Да нет, черт возьми… Но голос… Скажите, прошу вас.
К о м а н д и р. Державин Григорий Михайлович.
Н о л ь к е н. Воспитанник Санкт-петербургского кадетского корпуса?
К о м а н д и р. Да, я учился там.
Н о л ь к е н. Гриша!
К о м а н д и р. Кто говорит со мной?
Н о л ь к е н. Нолькен. Гриша! Это я, Нолькен.
К о м а н д и р (после паузы). Здравствуй, Костя!
Н о л ь к е н. Гриша! Как это случилось? Почему мы не вместе?
К о м а н д и р. Не знаю. В Красной Армии много бывших офицеров.
Н о л ь к е н. Гриша, это ошибка! Неужели ты не видишь, что ошибаешься? Ты же культурный человек! Как же ты не понимаешь? Все твои товарищи по школе, по фронту — с нами. Я, наконец. Ты помнишь Белозерского? Он адъютант генерала.
К о м а н д и р. Помню. Мы его Глистой звали. Вместе под строгим арестом сидели: Ивана Антоновича — химика — я с Белозерским чернилами облил. Ох, и плакал Глиста в карцере. (Смеется.) Хорошее тогда время было, молодое.
Н о л ь к е н. А помнишь, как я — это уже в школе, когда сдавал топографию, — в чистом поле горы вывел? Скандал ведь какой получился!
К о м а н д и р. Я все помню.
Пауза.
А где Крокодил?
Н о л ь к е н. Фон Крок у Колчака… Правильно — фон Крока звали Крокодилом. Он теперь полковник — хитрый немец.
К о м а н д и р. Где Вольский?
Н о л ь к е н (вздохнув). Застрелился. Его кексгольмцы-солдаты кашеваром выбрали.
Пауза.
Ну, так как же будет, Гриша?
К о м а н д и р (после долгой паузы, тихо). Какие условия сдачи?
Комиссар положил руку на маузер и подошел вплотную к двери. Мария Павловна рванулась вперед.
Н о л ь к е н (оживляясь). Прекрасные условия: вся команда переходит на службу в нашу армию. Ты получаешь прежний чин. Может даже идти речь о повышении.
Пауза.
С коммунистами и комсомольцами я поговорю сам. Им никаких льгот предоставлено не будет.
К о м а н д и р. Хорошие условия.
Пауза.
Но они, подполковник, ни меня, ни моих солдат — не устраивают… А коммунистов и комсомольцев — тоже!
Н о л ь к е н (от неожиданности заикнувшись). Ах, так? Тридцать минут на размышление. Если через полчаса не будет ответа, мы открываем огонь, господин товарищ.
Командир ничего не ответил и вошел в вагон. Нолькен круто повернулся и пошел обратно по проходу. Финал этой сцены настолько неожидан, что комиссар не успел отойти. Он протянул руку командиру.
К о м и с с а р. Спасибо тебе, Григорий Михайлович! Хорошо сказал. Лучше не придумать.
К о м а н д и р (не подает руки). А разве… вы ожидали другого ответа, Никита Андреевич? Хм! Благодарю!
Мария Павловна подходит к мужу и берет его под руку. Это не ласка — это благодарность и вера в него.
(Гладит голову жены и, волнуясь, почти кричит комиссару.) Поймите, товарищ комиссар, мое положение! Вокруг меня — вечное недоверие. Почему я должен терпеть все это? За что? Только потому, что я — другой крови? За то, что я человек с высшим образованием, интеллигент? Что ж вы молчите?
К о м и с с а р. Предосторожность, Григорий Михайлович.
К о м а н д и р (резко обрывает комиссара). Это не предосторожность! Это расплата за грехи моего класса. Я плачу по счету. Я отвечаю перед вами, перед народом-победителем. Столетия лучшая мысль и ее представители держались за дворянство, помещиков и буржуазию. Вместе с моим классом, — а интеллигенция — это класс, товарищ комиссар, — я отвечаю за его вину перед пролетариатом!
У комиссара прорвался жест, выражающий сомнение по поводу того, что интеллигенция — это класс. И все же он промолчал. Но, увидев стоящего с высоко поднятой головой командира, комиссар улыбнулся.
К о м и с с а р. Так-с! Формулировочка, конечно, сомнительная, но спорить сейчас не время. Значит, ты считаешь себя виновным, Григорий Михайлович?
К о м а н д и р (прямо). Да.
К о м и с с а р. Грех, говоришь, перед нами на тебе есть?
К о м а н д и р. Безусловно!
К о м и с с а р. У нас людей, Григорий Михайлович, судят по поступкам.
Пауза.
Хочешь, я тебя прощу?
Командир растерялся. Он смотрит на команду: искренне, тепло улыбаются ему бойцы — Суслов, Антон Петрович, Вавилов; политрук даже рукой помахал.
(И, широко улыбаясь, заканчивает комиссар.) Прощает тебя рабочий класс, и нет на тебе больше вины твоего класса! (Вторично протягивает руку командиру. Командир взволнованно жмет ее. Комиссар улыбается.) Так как, говоришь, Белозерского звали?
К о м а н д и р (смущенно). Глистой. Очень худой был.
К о м и с с а р. Значит, сказал: коммунистам и комсомольцам пощады не будет?
Пауза.
Тридцать минут их превосходительство нам предоставило. Не мало! За это время наши могут подойти! (Смотрит на командира.) Ну, так давайте решать, товарищи! Коммунисты и комсомольцы — налево. Становись отдельно.
К о м а н д и р. Как вам не стыдно, Никита Андреевич!
С у с л о в. Вы что, товарищ комиссар, всерьез?
Л е н к а. Это он смеется! Не понимаешь, что ли?
К о м и с с а р. Я не смеюсь. Вы все слышали…
Ж у р б а (в сердцах). Что ты, нас первый день знаешь, Никита Андреевич?
К о м и с с а р. Ну, спасибо, ребята, не подкачали. Значит, решено. Кто «за»?
Все поднимают руки.
Единогласно! Действительно, глупость я, кажется, сказал.
Федотов встал, потянулся и вдруг в два скачка очутился у задней двери. Он молниеносно откинул засов. Этого никто не успел предупредить, этого никто не ожидал.
С у с л о в. Ушел… Держи!..
Но с башенки политрук прыгнул на спину Федотову, они оба покатились по полу. Куликов и комиссар сразу схватили Федотова и оттащили от политрука.
П о л и т р у к (держась за глаза). Он мне, кажется, оправу сломал!
К о м и с с а р (Федотову). Ты что ж, гад? Первым руку «за» поднимал, а теперь?
Ж у р б а. Дай, товарищ комиссар, мне, тихому человеку: я ему, сволочи, пулю пущу за нас всех и за детей наших.
Ф е д о т о в. Не хочу за коммунистов жизнь отдавать. (Со злобой на Журбу.) Не дождутся твои дети… Не будут они, нехристи, в зеленых садах гулять. Всех перебьют…
Комиссар вынимает маузер. Командир задерживает его руку. Комиссар вопросительно смотрит на него.
К о м а н д и р (волнуясь). Этот человек — подлец. Это совершенно ясно. Но то, что вы хотите сделать, называется убийством!
К о м и с с а р (резко оборачиваясь). Так что ж, мне теперь с него допросы снимать, что ли?
К о м а н д и р. Обязательно. Это важно для следствия и суда.
Ф е д о т о в. Плюю я на ваш суд.
К о м и с с а р (не обращая внимания на слова Федотова, уже спокойно). Садись к столу, Ленка, и пиши…
Ленка примостилась к столу, ждет.
(Диктует.) «Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, 26 октября 1919 года мы, нижеподписавшиеся: командир бронепоезда «Смерть паразитам» Державин Григорий Михайлович…» Пишешь, Ленка?
Ленка кивает головой, пишет. Комиссар продолжает.
«…комиссар бронепоезда…» Пиши: «того же бронепоезда, Лосенко Никита Андреевич и политрук…»
Л е н к а. Знаю, напишу… (Скрипит пером.)
Пауза.
К о м и с с а р. «Сняли допрос с красноармейца Федотова, обвиняющегося… (смотрит на Федотова, который прижался к дверце, ведущей в сторону паровоза) …обвиняющегося в измене и предательстве дела рабочего класса…»
Ф е д о т о в (упрямо). Плюю я на вас… и… и… и… не подчиняюсь я вам.
К о м и с с а р (Ленке). Написала?
