заговорил. Он нервно пищал. – Мы не… я не видел тебя целую… целую вечность. И я хотел поговорить с тобой о…
– Прости, Дейви, – сказал Вундер. – Мне нужно… есть вещи, которые я должен… прости.
Он практически убежал от школьной лестницы. Спеша прочь, он увидел Фэйт на велопарковке. Он снова подумал о том, что она говорила о Портал-Хаусе, и уже открыл рот, чтобы окликнуть её.
А затем снова его закрыл. Он пошёл быстрее, сунув руки в карманы.
Ему нужно было побыть одному. Ему нужно было избавиться от Чудес. Сейчас же.
Полуденное солнце светило в небе высоко и так ярко, что мир казался блёклым и чужим, когда Вундер заковылял по тротуару прочь от школы. Голоса ребят у велопарковки и автобусов постепенно умолкли у него за спиной. Он шёл не домой. Он вообще не понимал, куда идёт.
В городе было тихо, и движение практически отсутствовало. Все сидели на работе, заканчивая текущие дела. Вундер прошёл мимо городской ратуши – кирпичного здания, перед которым был фонтан и росло несколько молодых деревьев. Затем быстренько прошёл мимо страхового агентства «Жив-здоров», где работала его мама, и универсама: там он опустил голову на случай, если Томаз и Дейви уже были внутри.
Он прошёл мимо библиотеки, аптеки и магазинов, в которых ни разу не бывал. На углах улицы тут и там стояли мусорные баки, и он подумывал о том, чтобы выбросить Чудеса в один из них, но не сделал этого. Мусорные баки казались ему неподходящим местом.
Он прошёл через центр, затем через жилые районы – и оказался в лесу.
В лесу Вундер наконец замедлил шаг. Он знал, что там никого не будет. Там никогда никого не было. В этом году деревья меняли листву медленно, и солнечные лучи светили сквозь неё, создавая на тропинке зеленоватый лоскутный узор. Испанский мох покачивался на лёгком ветру, а дубовые листья шелестели.
Он подумал, что, возможно, лес – подходящее место, чтобы оставить там дневник. Мальчик пошёл вперёд в поисках идеального тайника. Но всё же не смог его найти.
Вундер шёл и шёл и добрался до ворот кладбища у Портал-Хауса. Он опёрся о железную ограду и заглянул внутрь. Земля была усеяна надгробными камнями, напоминавшими кривые зубы в огромном зевающем рту. Надгробья теснились, словно костяшки домино, составленные рядом и готовые вот-вот повалиться. Как много могил. Он подумал, что в основном это были могилы стариков, тех, кто прожил долгую жизнь, но, возможно, есть там и могилы таких же, как его сестра. Могилы неизвестных и едва известных, могилы пропавших.
Он потянул на себя калитку и обнаружил, что она не заперта. Вундер не знал, есть ли какие-то правила посещения кладбищ. Входить туда казалось неправильным, но он всё равно пошёл.
У первой же могилы он остановился. На ней висела простая табличка. Буквы на ней поблёскивали, словно подмигивали, и надпись была как сигнал, путеводная звезда, светящая на фоне чёрного железа.
«Vita mutatur, non tollitur»[8], – гласили слова в верхней части таблички.
Ниже было указано имя – Флоренс Дабровски – и даты.
Вундер не знал, что означали слова в верхней части таблички, но мог прочесть даты. Флоренс умерла, когда ей было восемьдесят два.
Восемьдесят два – хорошее количество лет для прожитой жизни.
Он подумал о надгробном камне сестры. Его ещё не сделали, но мальчик знал, как камень будет выглядеть. Папа показывал ему. Даты будут выгравированы на отполированном белом мраморе, и если кто-то потрудится сосчитать, сколько она прожила, результатом вычислений будет восемь. Восемь дней.
Восемьдесят два года. Восемь дней.
Задул ветер, и на золотую табличку упала тень от туч. Теперь Вундер с трудом мог видеть написанное на ней.
Он выпрямился и снова зашагал по кладбищу, останавливаясь то тут, то там, чтобы взглянуть на таблички на могилах и прочесть даты. Мике Шунему было тридцать лет, когда он умер, и он был «любимым сыном и братом». На надгробной плите Эйвери Лазарь не было дат – только статуя белой птицы, распростёршей крылья в полёте. Имя Кобаяши Хана было высечено чёрными буквами в верхней части монумента: чёрная надпись с белыми цветами по контуру.
Теперь перед Вундером возвышался холм без деревьев, поросший зелёной травой. Вундер подумывал подойти к подножию холма, к могиле сестры. Он не стал бы молиться за неё, но, может, посидел бы здесь, у её могилы, как сидел возле неё в больнице.
Но чем дольше он был на кладбище, тем меньше ему хотелось там находиться. Кладбище, подумал он, подходя все ближе и ближе к холму, было полной противоположностью Чудес. Каждая могила была очередным происшествием, рассказывала свою собственную историю. Но вместо того, чтобы делать мир чудеснее, заставлять Вундера чувствовать связь с другими, чувствовать себя любимым и счастливым, эти истории отдаляли его ото всех, заставляя чувствовать одиночество и злость.
А затем ему в голову пришло, что здесь ему и стоит оставить Чудеса. Это место – чемпион по отсутствию чудес.
Он должен оставить их здесь и больше никогда не возвращаться.
Он опустился на колени и вынул чёрный кожаный том из рюкзака.
– Кар! Кар! Кар!
Мальчик направился к воротам. Птица снова прокричала. На этот раз ближе.
Вундер бежал, не останавливаясь. Он снова оказался в лесу, и здесь было темно – после кладбища, ярко освещённого солнцем, здесь было трудно разглядеть хоть что-то. Когда он проходил мимо высоченного вечнозелёного дуба, птица снова прокричала и полетела над земляной тропой. Он знал, что не должен смотреть, что не хочет смотреть, но всё же посмотрел…
Старушка была там. Качалась в кресле-качалке из спиральной древесины. На коленях у неё была развёрнута газета. Страницы колыхались на ветру.
От резкого крика птицы Вундер подпрыгнул, и Чудеса выпали у него из рук.
– Это всего лишь птица, – сказал он вслух, но голос его дрожал, и к нему вернулось это чувство: чувство, что он находится там, где его быть не должно. Он схватил свой рюкзак и побежал. Полетел, словно на крыльях. Словно птица.
Ведьма, как и в прошлый раз, глядела на него. Как и в прошлый раз, она поймала его взгляд. Она улыбнулась.
И помахала.
Глава 9
Вечером папа позвонил домой и предупредил, что задержится на работе.
– В холодильнике полно еды, – сказал он. – Можешь разогреть на ужин всё, что захочешь.
– Ладно, – сказал Вундер. – Конечно.
Несколько секунд его папа молчал.
– Я знаю, что должен быть дома, – сказал он. – Но я
