песенный коллектив очень ревниво относится к своему репертуару, и в каждой деревне хотят спеть нам такое, чего не знают соседи.
Пока все идет благополучно: репертуар Кильцы местным певицам известен почти весь, за исключением отдельных песен, которые знает только один Иван Николаевич. Но ведь за ним не угонишься. Зато местный хор знает кое-ч;то такое, чего нам в Кильце не пели.
— Ну не всегда, — отвечая на наш вопрос, говорит Авдотья Григорьевна, старшая из сестер, — разве мало было песен про хорошую-то свадьбу? Бывало — силком замуж шли, а бывало — и по любви. Как в жизни, так и в песне…
Действительно, очень многие традиционные лирические песни семейно-бытового цикла говорят о свадьбах, совершавшихся не по принуждению, а по доброму согласию обеих сторон, т. е. о желанном и благополучном конце деревенского романа. Песни эти пелись не в день свадьбы, с обрядом были непосредственно не связаны, — чаще всего их пели на предсвадебной неделе, за шитьем приданого, или на вечеринках у невесты. При этом песни этого тематического цикла распадались на ряд моментов, последовательно отражавших весь ход событий предсвадебного периода.
— Конечно дело, от родителей-то много зависело, — говорит Анна Григорьевна, переворачивая чайную чашку вверх дном и кладя сверху кусочек сахара («покорно благодарю, надоволилась!»), — да ведь не всегда они власть свою показывали. Мать-то женихова всегда хотела скорей невесту-работницу в дом получить. Вот она и уговаривала сына жениться. Собирала его к невесте да учила, чего ему там говорить, да всякому обиходу с невестой да с ее родней.
— И песни про это есть?
— А как же? — не без важности отзываются певицы. — Вот хорошая песня есть — «Яхонт» называется. Споем, девушки?
Ах, деревня от деревни
Неподалеку стоит.
(Иванов Е. П. Русский народный лубок.
М.—Л., 1937, с. 84, л. 20).
Шестидесятилетние «девушки» дружно кивают головами.
— Маремьяна Романовна, куда самовар отнести?
Самовар, посуда, булки, сахар, баранки как по щучьему веленью скрываются куда-то за пеструю занавеску в угол. На столе торжественно воцаряется магнитофон.
Что ли не яхонт по горнице катался,
Не крупной жемчуг по блюду рассыпался —
Добрый молодец жениться собирался, —
начинает одна из певиц. И хор с увлечением подхватывает;
Его матушка снаряжала,
Хорошо желты кудерки зачесала,
На отъезде таково слово сказала:
«Ты поедешь, мое дитятко, жениться
Ты на душеньке, на красной на девице,
На Татьяне свет на Петровне.
Поклонись ее батюшке родному,
Поклонись ее матушке любимой»…
— Вот поедет парень да и посватается, — повествует прыткая Анна Григорьевна, которой хочется поскорее передать нам содержание предсвадебных песен, — родите-ли-то невестины согласятся, а невеста — ну реветь! Бывало, и сама-то согласна, да надо было обычай поддержать, пожалиться.
И она затягивает медленно и уныло:
Что на тихой на тишине
Да на тих*й лебединоей
Да тут не павонька плавала,
Да не пава п*рья р*нила,
Да тут сестра брату жалилась,
Брату милому, любимому…
— Плакалась, зачем, значит, отдают, — перебивая сама себя, торопливо поясняет певица и продолжает, — а брат-то ей и отвечает:
Да не твори судьбу-жалобу
Да ты на брата на старшего,
Да ты твори судьбу-жалобу
Да ты на свата на бльшего:
Да он ходил, все похаживал,
Да он хвалил, все нахваливал
Да как чужу-ту дальну сторону:
«Она горохом огорожена,
Да черносливом усажена,
Да медами поливала».
А чужа дальна сторона
Тоской-горем огорожена,
Тоской-горюшком засеяна,
Да слезами поливана…
Не девушка просит защиты у брата — красивая птица в горести теряет свои сине-золотые перья, белая лебедь жалуется соколу, тонкая березка в тоске приклоняется до земли. На каждое переживание невесты у песни готов поэтический образ: предчувствуя разлуку с молодой хозяйкой, вянет ее родимый отчий сад, чернеет золотой девичий венок, холодная вода заливает цветущие кусты и деревья:
Разлилась вода студеная
Да по всему двору широкому,
Да потопила весь широкий двор,
Да поломала в саду вишенку,
В саду вишенку с малиною,
Да с малиной виноградною!
Пусть «виноградной» малины не бывает — не все ли равно? Воображение народных поэтов неистощимо.
— А как просватанье придет, тут тоже свои песни, — замечает красивая молодка Олена Архиповна, — невеста-то ревмя ревет, просит подруг: засеките, мол, дороженьку частым ельничком-березничком, не пройти бы, не проехати чужому чуженину. Жениху, значит. А он тут и едет.
— Олена Архиповна, да вы не рассказывайте, вы спойте.
Певица не отказывается.
Ой, да из полян, полян да ветры венули, —
заводит она высоким голосом,
Ой, да с городу ой да гости ехали.
Да ко чьему двору ехали?
Да ко чьей теплой горенке?
Они ехали, ехали
Ко двору красной девицы,
Свет Олены Архиповны…
Все смеются:
— Ишь ты! Сама себя опевает!
Смеется и Олена.
— А тут подружки невестины и запоют, — подсказывает нетерпеливая Анна Григорьевна:
Цвет ты, наша рябинушка,
Ты зачем рано спошатилася?
«Не сама собой я спошатилася,
Спошатили меня да ветры буйные,
Преклонили меня снеги белые».
Уж ты, свет, наша подруженька,
Ты зачем рано взам*ж пошла?
«Да не сама собой я взам*ж пошла,
Поневолил родимый тятенька,
Сговорила родима маменька».
— А то еще поют, что жених по морю на корабле плывет, — едва дав сестре допеть, вставляет свое слово Авдотья Григорьевна, — да что он лебедь догнал да подшиб, да что охотники куницу поймали, или там яблонь подрубили, либо травку свежую стоптали… Всякое народ для красоты придумывает.
Да, действительно, в лирических песнях свадебного тематического цикла, заранее описывающих шаг за шагом церемониал старинного обряда, многое сделано «для красоты». Воспевая взаимную любовь и согласие молодой пары, песня использует для этого поэтичные сравнения, метафоры, символы, связанные в народной поэтике с представлениями о совместном благополучии и нерушимой связи: упоминает совместную вкусную еду и взаимное угощение молодоженов сладким вином и лакомствами, совместную ловлю золотых и жемчужных сказочно прекрасных рыб, собирание рассыпанного жемчуга, пляски, игру на гуслях и т. п. Невеста шьет жениху к свадьбе красивый кафтан, а он осыпает ее
