Участковый попрощался и ушел. Я вышла в сени с открытойбанкой шпрот, поставила ее на пол и позвала негромко:
— Кис-кис-кис!
Никто не появился. Мне не хотелось оставлять тетю Дуню вкомнатах одну, не то чтобы я ей не доверяла, а просто как-то слишком суетливоона держалась. С другой стороны, если что и было у бабушки Софьи ценного, товсе уже унес неизвестный злоумышленник. Я отнюдь не имею в виду мифические бриллианты,просто за много лет у нее могли появиться какие-то памятные вещи, которые былибы мне интересны.
— Кис-кис-кис! — нетерпеливо повторила я.
В сенях по-прежнему стояла полная тишина. Тетя Дуни,причитая и охая, собирала с пола разбросанные вещи. Я раскрыла дверь в комнатупошире, чтобы лучше видеть. Тут в углу ощутилось какое-то движение, и возлебанки шпрот материализовался котяра, черный, как ночь, и огромный, как пантера.От неожиданности я отскочила к двери. Кот прижал уши к голове и начал крастьсяк банке, которая издавала упоительный запах. Изредка он поглядывал на меня сбольшой опаской.
— Не бойся, — сказала я, вздохнув, — уж я-тотебя не трону.
Чтобы не мешать Багратиону есть, я ушла в комнату. Тетя Дунясобрала вещи и выпросила у меня на память последнюю пару неразбитых чашек.
Я нашла на кухне старую клеенчатую черную сумку и решила,что она вполне подойдет для перевозки кота. Мы поспешили в сени, где Багратионуже закончил трапезу и теперь тщательно облизывался, с грустью разглядываяпустую банку. За несколько дней, проведенных в одиночестве, котяра здоровооголодал.
— Руку чем-нибудь обмотай, — посоветовала тетяДуня, вооружаясь сковородником, — у него когтищи, как у тигра.
Кот почувствовал неладное и попятился к входной двери, хотьона и была закрыта. Я вспомнила, как он появился в углу, и сообразила, что ухитрого котяры есть свой потайной ход на улицу. Тетя Дуня сделала вид, чтозамахивается сковородником, и кот рванул в угол, но там была я с сумкой, такчто пришлось ему шарахнуться снова к входной двери. Если бы она открывалась невнутрь, а наружу, коту удалось бы сбежать, с такой силой он хряснулся остворку. Но в этот раз у него ничего не вышло. Я запустила в него старымваленком, чтобы отогнать от двери, котяра прыгнул прямо на меня, ловко обошелрасставленные силки в виде сумки и проскочил мимо. Вспомнив о разбитом кухонномокне, я рванулась за ним, по дороге споткнувшись о тетю Дуню. Мы с грохотомсвалились на пол.
— Вот паразит какой! — говорила тетя Дуня, сидя наполу и потирая ушибленную ногу. — Слушай, брось ты его тут! Все равно непоймать!
Я взяла сумку и встала на ноги. Кот отыскался в спальне. Онзлобно смотрел на меня со шкафа, щуря зеленые глазищи. Я решила, что насталовремя мирных переговоров.
— Послушай, Багратион, — тихо сказала я, —должна тебе сообщить, что твоя хозяйка не вернется. Она умерла. И перед смертьювелела тебе передать, что ты теперь будешь жить у меня. И взяла с меня слово,что я буду о тебе заботиться. А как же я смогу это сделать, если ты не хочешьотсюда уходить? Кормить тебя тут некому, и ты умрешь с голоду…
Кот глядел с большим недоверием, но держал ушки на макушке.
— Ну что ты будешь есть, скажи, пожалуйста, —продолжала я укоризненно, — помойные отбросы? Это вредно для желудка.
Кот на шкафу пренебрежительно фыркнул.
— Или, может, мышей? Тебе, конечно, виднее, ты котбывалый, но все же одними мышами сыт не будешь, — неуверенно продолжала я.
Багратион смотрел пристально и вдруг мигнул два разазелеными глазами, как светофор на перекрестке.
— К тому же тут еще сосед противный, Витька. Он тебежизни не даст…
Вы можете не поверить, но, как только я упомянула проненавистного соседа, Багратион распушил усы, весь подобрался на шкафу инегромко, но грозно рыкнул.
— Так что я тебе очень советую поехать со мной, —я решила перейти прямо к делу, — потому что уже стемнело, а ехать намочень далеко. Сделай милость, не капризничай, а? Полезай в сумку!
Я раскрыла клеенчатую кошелку и поставила ее на видноеместо, а сама тихонько вышла из комнаты.
— Вот-вот, Софья тоже все время с ним разговаривала,как с человеком, — бубнила тетя Дуня, — обе вы чокнутые, как япогляжу!
— Яблоко от яблоньки… — прошептала я, заглядывая вщелку.
Кот мягко спрыгнул со шкафа и крадучись приблизился к раскрытойсумке. Он тронул ее лапой, потом осторожно просунул голову внутрь, после чегоскрылся в сумке весь, из нее торчал только пышный черный хвост. Кот повозилсянемного внутри сумки, потом развернулся поудобнее, теперь наружу торчалаголова. Я тихонько подошла и присела рядом. Усы все еще пушились, и глазасердито сверкали, но в целом Багратион выглядел не очень страшным. Я протянуларуку и почесала его за ушами.
— Проживем как-нибудь, да? Только ты будьумницей. — И тут же застегнула сумку, так чтобы виднелась только морда.
— Ну дела-а! — Тетя Дуня посмотрела на меня сбольшим уважением.
Мы простились весьма дружески.
Пока ехали, Багратион вел себя прилично, только слегкаволновался в метро. По дороге я обдумывала, как нас примут Владимир Николаевичи его швабра. По всему выходило, что примут они нас плохо. Почему-то эта мысльне испугала меня, а, наоборот, придала бодрости.
Все же я немного трусила, а вернее, очень устала засегодняшний длинный день и хотела было незаметно пронести кота в комнату, но, покавешала куртку, Маргарита приперлась в прихожую и споткнулась о сумку сБагратионом. Просто какая-то удивительная способность у этой женщиныоказываться в неудобное время в неудобном месте!
Кот не издал ни крика, ни мява, но сильно заскребся когтямии попытался вылезти наружу. Увидев черную разбойничью морду, Маргаритавзвизгнула и прижала руки к обширному бюсту. Этим она хотела, очевидно,сказать, что ей стало плохо с сердцем. Я подхватила сумку и поскорееретировалась в свою комнату.
Багратион вылез наружу и стал осматриваться на новом месте.Сначала он внимательно оглядел комнату и потерся о кресло. Потом распласталсяна ковре и пополз к письменному столу, вскочил на стул, потом на стол, сбиллапой стаканчик с карандашами и внимательно обнюхал мамину фотографию, стоявшуюна столе в деревянной рамке.
— Это не трогай! — строго сказала я, и Багратионпонял, потому что потерял интерес к фотографии, спрыгнул со стола на диван и сизумлением уставился на-большую игрушечную собаку, которая валялась там по старойпривычке.
Багратион недоверчиво тронул барбоса лапой. Поскольку тотникак не отреагировал, кот пнул его сильнее, как бы проверяя на прочность. Песповалился на спину, Багратион прыгнул на него, ухватил зубами за то место, гдеу живых собак полагается быть сонной артерии, и попытался придушить. Хоть ижалко было мне свою старую игрушку, но охотящийся кот выглядел так уморительно,что я засмеялась. И тут же замолчала, удивившись, как странно звучит мой смех впустой комнате. То есть не странно, а просто непривычно. И я вдруг поняла, чтоочень давно не смеялась, с того самого страшного дня в моей жизни, когда большегода назад меня вызвали в участковую поликлинику и сообщили про мамину болезнь.А после маминой смерти в течение года я почти не улыбалась, не напевалабессознательно что-нибудь веселое, не покупала яркую одежду, мне не хотелосьпрокатиться на детском каточке по пути на работу или перепрыгнуть через лужу,вместо того чтобы ее обойти. Я подсела на диван к коту и отобрала у него ни вчем не повинного барбоса.
