военнопленных других государств, а стало быть, и граждан государств — участников Женевской конвенции. В 1942 году выносится коллективный смертный приговор парашютистам и командос союзных государств, а еще через два года — такой же смертный приговор бежавшим и вновь схваченным военнопленным офицерам. Здесь даже не возникал юридический вопрос о том, следует ли соблюдать конвенцию. Она была подписана гитлеровской Германией, но, несмотря на это, попрана. II здесь мы тоже видим тесное сотрудничество вермахта с полицейским аппаратом Гиммлера при осуществлении данного преступления.
Так германское командование безоговорочно взаимодействовало с НСДАП и СД в отходе от международного права как обременительного балласта.
23 ноября 1939 года Гитлер поучал своих генералов, что, хотя Германия заключила пакт о ненападении с Советским Союзом, но «соглашения нужно придерживаться только до тех пор, пока оно служит определенной цели» [19].
Презрение, которое испытывали Гитлер и главари НСДАП к международному праву, впитывали в себя и офицеры. Так, главнокомандующий военно-морским флотом адмирал Редер писал Гитлеру 15 октября 1939 года: «Желательно проводить все принятые военные меры на базе существующего международного права. Однако меры, которые представляются необходимыми с военной точки зрения, должны быть проведены при условии, что они принесут желательный успех, даже если они не предусмотрены существующими нормами международного права» [20].
Эта казуистика означала, что в любом случае, если возникает конфликт между «военной необходимостью» и правом, право должно уступить и что международное право связывает гитлеровскую Германию до тех пор, пока оно отвечает ее интересам.
А вот другой пример такого жонглирования правом со стороны ОКВ.
4 января 1944 года немецкая контрразведка обращается к ОКВ с жалобой, что по делам расстрелянных командос не получено никаких материалов, которые свидетельствовали бы о том, что командос нарушили международное право. На это Кейтель ответил:
«Речь идет не о том, чтобы с помощью документов доказывать нарушения международного права, а о том, чтобы подготовить пропагандистский материал для показательного процесса»[21].
Применение столь циничных принципов в обращении с военнопленными стало возможно благодаря «совместному хозяйничанью» в этой области наряду с вермахтом как НСДАП, так и СД. Ни одно важное решение по делам военнопленных не могло быть принято, пока оно не получило санкции НСДАП и согласия СД на взаимодействие.
Все важнейшие приказы ОКВ, его Общего управления (АВА) и Управления по делам военнопленных, касающиеся обращения с военнопленными, особенно максимального использования их труда в военной экономике третьего рейха, пересылались не только в партийную канцелярию НСДАП для сведения, но также и гаулейтерам, крейслейтерам и другим нацистским руководителям. Так было, например, в случае с приказом Управления по делам военнопленных от 29 января 1943 года «Об охране военнопленных» [22]. Иногда в самом приказе содержалась оговорка, поручающая военным властям сообщить содержание данного приказа местным партийным организациям НСДАП. Так, например, адресованный комендантам лагерей для военнопленных приказ генерала Гревенитца (от 26 октября 1943 года) по вопросу о повышении производительности труда военнопленных и применении против них оружия в случае оказания пассивного сопротивления содержит такое указание: «Прошу информировать организации НСДАП об этой нашей позиции…» [23].
В других подобных случаях приказы военного командования упоминают о позиции, занятой в определенных вопросах НСДАП, что является исходным пунктом для отдачи соответствующих распоряжений. В особенности это характерно для упомянутого выше приказа Управления по делам военнопленных, в котором говорится: «В военных и партийных кругах часто высказывается мнение, что положения Женевской конвенции 1929 года, касающиеся наказания (пленных), являются недостаточными». Число таких примеров можно увеличить.
НСДАП в данном конкретном случае выполняет роль не только контролирующей и санкционирующей инстанции: во многих случаях гитлеровская партия является инициатором и ускорителем — причем всегда с успехом — определенных мероприятий. Это стало возможным благодаря исключительному положению гитлеровской партии в третьем рейхе, а также благодаря тому, что во главе этой партии стоял Гитлер, покрывавший все действия своих заместителей, фактических руководителей партии — Гесса, а позже Бормана — в этой области. В свою очередь они отдают ряд распоряжений, касающихся военнопленных, разумеется, по согласованию с ОКВ, АВА или Управлением по делам военнопленных [24].
Так, например, в марте 1940 года Гесс издает инструкцию партийным функционерам НСДАП об аресте или «обезвреживании» парашютистов противника. В сентябре 1941 года циркуляр Бормана знакомит гаулейтеров и крейслейтеров с основным преступным приказом ОКВ от 8 сентября 1941 года об обращении с советскими военнопленными и о функциях оперативных отрядов полиции безопасности и СД в лагерях для военнопленных по отбору и ликвидации «нежелательных» военнопленных. Тот же Борман распоряжением от 5 ноября 1941 года запретил устраивать «приличные» похороны советских военнопленных. 25 ноября 1941 года он потребовал от гаулейтеров, чтобы они докладывали о всех случаях мягкого обращения с пленными. 13 сентября 1941 года Борман предписывает рейхслейтерам, гаулейтерам и крейслейтерам установить тесный контакт с комендантами лагерей для военнопленных с целью наиболее интенсивного использования труда военнопленных «в соответствии с политическими и экономическими требованиями».
30 сентября 1944 года Борман подписал распоряжение о передаче военнопленных через вермахт в компетенцию Гиммлера и СС и распоряжение об использовании труда военнопленных (на основе соглашения между новым начальником Управления по делам военнопленных обергруппенфюрером СС Бергером, начальником Главного административно-хозяйственного управления СС (ВФХА) обергруппенфюрером СС Полем, а также соответствующими управлениями по использованию рабочей силы).
Но перечень этот далеко не исчерпывает всех случаев непосредственного вмешательства НСДАП в дела военнопленных. Несомненно, НСДАП стояла за всем» преступлениями, за всеми важнейшими действиями, связанными с нарушением международных обязательств Германии.
Генерал Вестгоф, начальник общего отдела в Управлении по делам военнопленных, утверждал, что дела военнопленных скорее подлежали контролю НСДАП, чем ОКВ. Так, например, он вынужден был каждый приказ представлять в партийную канцелярию НСДАП, которая и решала вопрос о его окончательной редакции [25].
По словам Вестгофа, сколько он ни жаловался на то, что та или иная акция, связанная с военнопленными, противоречила Женевской конвенции 1929 года, на его жалобу следовал стереотипный ответ партийной канцелярии: «Конвенция является клочком бумаги, который нас не интересует» [26].
В другом случае, во время совещания в партийной канцелярии, Фридрих (заместитель Бормана) сказал, что Женевская конвенция «не имеет значения» [27].
Таким образом, Управление по делам военнопленных было послушным орудием НСДАП.
Наряду с НСДАП другим столпом, на который опиралось командование вермахта при осуществлении своих преступных планов, в частности в отношении военнопленных, был аппарат германской службы безопасности. Если до 1 сентября 1939 года (дата нападения на Польшу. — Peд.] полицейский диктатор третьего рейха рейхсфюрер СС Гиммлер еще
