жилу этого минерала было крайне сложно, и все источники были наперечет. Тем не менее, Праксос был очень удачно расположен — в центре торгового пути, а также сумел сохранить часть своих исторических мест и религию, чем привлекал туристов.
Старший служитель, как мне показалось, не обратил на мои слова внимания, но на меня очень внимательно посмотрел, затем перевел взгляд на риланина.
— Имя землянина Рарус Ген?
Я сначала даже не понял, что это он ко мне обращается. Но все молчали и я ответил:
— Все верно. Это я.
— Все вы на одно лицо… Не слишком ли много преступлений за пару дней, господин Рарус? — Тракс смотрел на меня своими красивыми праксосинянскими глазами и не моргал.
— Хотите найти украденный пхарш? — я проигнорировал его провокационный вопрос. Я понимал, что для меня ситуация безвыходная, но стоило попытаться хотя бы привлечь их внимание: — Загляните в сейф этих копателей. Он там.
— У нас нет никакого пхарша господина Пака, — заволновался риланин, который держал меня на мушке.
— А кто тебе сказал, что пхарш был украден именно у господина Пака? — служитель закона перевел взгляд на держащего излучатель, или что там у него.
“Молодец! Хороший вопрос!”
— Это он сказал, — не растерялся риланин и ткнул меня дулом в плечо.
— Открой сейф, — спокойно попросил старший служитель. Рилане переглянулись, один из них вдруг бросился бежать, но был остановлен прикладом прямо в лицо. Брызнула желтая слизь, и он упал.
— Открой, — усталым голосом повторил Тракс. А я очень злобно улыбнулся.
На мое счастье пхарш оказался там, где я и полагал, как и еще несколько вещей, добытых незаконным путем. Это я понял по радостным возгласам праксосинян. Если честно, то я облегченно вздохнул, потому что сильно рисковал. Ведь пхарша могло и не быть в этом сейфе. Везучий я сукин сын!
Всех рилан со скованными за спиной руками запаковали в фургон службы Закона, а я удостоился чести ехать в кабине рядом с праксосинянами. Как оказалось, мой визит в службу не прошел даром. Мои показания заинтересовали старшего служителя Тракса и он решил отработать эту версию, тем более, что они тоже обнаружили желтую слизь на фонарном столбе возле гостиницы. А уж когда им поступил вызов от рилан, он вызвался поехать с оперативной группой. Меня довольно скупо поблагодарили, ну а я решил немного обнаглеть и попросил:
— Позволь мне лично вернуть пхарш его владельцу, я обещал ему, что найду и верну его память.
— Нет, — просто и спокойно ответил мне Тракс. Потом, помолчав немного, добавил:
— Но мы можем позволить тебе присутствовать при этом.
— И на том спасибо, — вздохнул я.
Радостное настроение по поводу решенного дела омрачилось печальными новостями по приезде в гостиницу. Хозяйка сообщила нам, что Миртин Пак находится в больнице — сердечное сжатие, как она сказала. Тут даже не требовался перевод на земные болезни — все и так было понятно. Я стоял у открытой многострадальной двери в комнату старика и смотрел на оставленные им тапочки. Я как будто снова переживал тот страшный эпизод, от которого бежал на эту планету. И я не видел гостиничного номера — перед глазами стояла незаправленная кровать отца и его очки, сиротливо лежащие на подушке.
— Эй, Рарус, — оклик старшего служителя вырвал меня из воспоминаний, чему я был рад, — поедешь с нами в больницу?
— Да, конечно, — я закрыл дверь в комнату Пака и вышел за служителями закона на улицу.
В больнице нам выдали бледно-зеленую накидку и сказали заходить в палату только кому-то одному. Тракс почесал свои редкие волосы под служебной шапкой и разрешающе махнул мне рукой — иди ты, мол, и сунул мне в руки пхарш. Я завязал шнурок накидки на шее и по привычке постучал в дверь палаты перед тем, как войти. Миртин лежал на высокой кровати, закрыв глаза. Его лицо было бледным и каким-то очень старым. Как будто прошел не день, а много лет с тех пор, как мы в последний раз виделись. Я сел на стул рядом с кроватью, не зная, что делать дальше, но Пак открыл глаза и посмотрел на меня.
— Ты нашел? — Прошелестел он еле слышно.
— Нашел, — я сглотнул подступивший к горлу комок и сунул в слабую праксосинянскую руку черный круглый накопитель памяти.
— Сынок, не дай моей памяти пропасть зря, — сказал Пак и протянул мне пхарш обратно.
Я подумал, что он спутал меня со своим покойным сыном, но потом понял, что это не так, потому что Миртин сказал еще несколько слов прежде, чем покинуть этот мир:
— Мы с разных планет, но сердце у наших рас одно. Сохрани мою память…
Миртин Пак перестал дышать, а я запаниковал. Как я должен сохранить его память? Сколько времени у меня есть? Я выбежал из палаты, и по моему виду, наверное, все стало ясно, потому что в палату начали вбегать медсестры. Одна из них подбежала ко мне:
— Где родственники?
И я не задумываясь сказал:
— Это я. Я его единственный родственник, — и показал ей пхарш.
— У нас есть час на перенос памяти, потом это будет необратимо, — по-деловому отчеканила медсестра. — Где вы хотите совершить церемонию?
Я совсем не раздумывал:
— В храме Рушера. Это возможно? Мы успеем?
— Должны успеть, — бросила мне через плечо пракосинянка, убегая внутрь палаты Пака. А я тем временем нашел среди посетителей больницы старшего служителя Тракса. Тот просто кивнул мне, но мне от этого ободрения стало спокойнее.
— Ты едешь или нет, родственник? — меня грубо пихнула в бок праксосинянка, я увидел, что каталку с телом Миртина уже куда-то увозят, и бросился следом.
Мы успели. И все прошло хорошо:
Больничная машина домчала нас до храма за пятнадцать минут. Старший смотритель храма Рушера Орвен Сарт довольно быстро подготовил церемониальное ложе — привычное дело. Я во время церемонии старался не мешать, и очень боялся напортачить, поэтому подключением пхарша к усопшему я предоставил заниматься опытному праксосинянину — Орвену.
После церемонии, когда тело Пака унесли для погребения, старший смотритель подошел ко мне и участливо заглянул в лицо:
— Меня удивила воля покойного, память не передают другим, тем более — чужеземцам. Но он сделал выбор, я прочитал это, когда вел церемонию. Ты — первый, кто удостоился такой чести, но я вижу, что ты благородный, хоть и иной. Ты поступишь правильно и по чести.
Орвен вложил мне в руки пхарш, он был теплым, как будто в него вдохнули жизнь. Я крепко сжал его, чтобы не уронить и положил во внутренний карман
