Закончив допрос, Машков устало откинулся на спинку кресла инеожиданно улыбнулся. Затем схватил бутылку, чтобы налить себе воды, нообнаружил, что она пуста.
— Принесите воды! — крикнул он куда-то в сторону.
— А вот это ошибка, — заметил Дронго, морщась от головнойболи. — Я мог бы и не догадаться, что нас слушают. А крикнув, ты невольно выдалэтот секрет.
— Иди ты к черту! — добродушно огрызнулся Машков. — СлаваБогу, что все закончилось. Теперь ни одна собака не посмеет ничего сказать втвой адрес.
— Позови своих архаровцев, чтобы они сняли с меня вашичертовы датчики. И еще. Я повесил пиджак в другой комнате. Там у меня есть«спазмалгон». Пусть принесут таблетку. Ужасно болит голова.
— Я сам принесу. — Машков быстро вышел из комнаты. Почтисразу в ней появились двое сотрудников, которые начали деловито отключатьДронго от аппаратуры и сворачивать ее. Машков принес таблетку и бутылку воды.Он налил сразу два стакана — себе и Дронго. В это время вошел еще одинсотрудник, который принес какой-то тюбик. Он выдавил из него в стакан с водойнекоторое количество буро-зеленого вещества, затем размешал и, протянув напитокДронго, предложил:
— Выпейте.
— Еще какая-нибудь гадость? — спросил тот.
— Обычное мочегонное средство, — пояснил сотрудник, слюбопытством разглядывая эксперта. — Это фитолизин. Хорошее польское лекарство.
Дронго и Машков посмотрели друг на друга и оба улыбнулись.
— Надеюсь, вы не одолжили его у Дзевоньского? — улыбнулсяДронго, выпил лекарство и поднялся. Голова у него все еще кружилась, во ртубыло такое ощущение, словно он перекусывал электропровода. Или дотронулсяязыком до батарейки, как однажды сделал это в детстве. Память о том неприятном«опыте» сохранилась на всю жизнь.
— Надеюсь, теперь ты сможешь убедить свое начальство невыгонять меня каждый раз из Москвы? — спросил Дронго. — Хотя, между прочим, япредложил бы проверить таким же образом всех членов вашей комиссии.
— Хватит, — торопливо остановил его Машков. — Мы уже закрылиэтот вопрос. Пойдем, я помогу тебе одеться.
Они вышли из комнаты.
— Ничего не закрыли, — тихо возразил Дронго, — нужно найтиГейтлера и понять, почему вас опередили в Брюсселе. Боюсь, работы теперь у васбольше, чем ты думаешь.
— Я знаю, — отозвался генерал, — но теперь мне никто несможет помешать привлечь тебя к ней. Мы все равно должны вычислить обоих — иГейтлера, и возможного «крота». Хотя в существование последнего мне оченьтрудно поверить. Всех, вошедших в мою комиссию, я знаю много лет.
— Ты и меня знаешь много лет, — напомнил Дронго, — но это непомешало тебе привезти меня сюда. Помнишь, как у Оруэлла? «Все животные равны,но некоторые равны более…»
— Иногда с тобой просто невозможно разговаривать, — вздохнулМашков. — Сегодня опять будут допрашивать Дзевоньского и всех его людей. Намважно понять, куда делся Гейтлер и как его найти.
Соединенные штаты Америки. Чикаго. 5 марта, суббота
Тетя Ануся стала жительницей Чикаго еще в те годы, когдабольшинство ее соотечественников об этом не могли и мечтать. Она переехала сюдаиз Англии в семьдесят девятом, когда Польша была совсем другим государством,для граждан которого выезд на жительство в Соединенные Штаты представлялсявесьма проблематичным со всех точек зрения. Но супруг тети Ануси был подданнымВеликобритании и поэтому достаточно быстро получил сначала вид на жительство, азатем и гражданство этой великой страны.
Олеся родилась как раз в семьдесят девятом и поэтому немогла знать тетю Анусю, которая на самом деле приходилась ей вовсе не теткой, адвоюродной бабушкой. Однако уже в девяносто втором, в возрасте тринадцати лет,Олеся впервые посетила Чикаго и познакомилась с родственницей, о которой в ихродном Вроцлаве ходили легенды. Муж тети Ануси был известным архитектором,работавшим в Чикаго. В девяносто восьмом он умер. А Олесе к этому времениисполнилось девятнадцать лет, и она переехала в Париж, надеясь устроить своюжизнь во Франции.
Там ей пришлось трудновато. Никто не ждал молодую красивуюдевушку в этом городе. А те, кто предлагал ей «помощь» и свои услуги, совсем ненравились Олесе. У них были влажные глаза, потные руки, и их намерения яснопросматривались с самого начала. Из Парижа Олеся довольно быстро переехала вБрюссель, где устроилась на работу в небольшое проектное бюро и пошла учиться.Но еще неизвестно, насколько лучше устроилась бы ее жизнь в Бельгии, если бынеожиданно она не встретила там знакомого их семьи пана Тадеуша Марковского, окотором в той, прошлой жизни, ее дедушка говорил как об очень влиятельномчеловеке. Марковский и здесь выглядел влиятельным и богатым. Во всяком случае,он тут же взял Олесю в свой офис и оплатил ее обучение.
Ей было двадцать два года, когда она начала работать в егофирме, в которой все называли Тадеуша паном Дзевоньским, но она понемногу кэтому привыкла. У Олеси были светлые волосы, голубые глаза и довольно резкиечерты немного вытянутого лица, которое наводило на мысль, что среди ее предковвстречались не только славяне. Родственники Олеси жили во Вроцлаве, которыйнемцы традиционно называли Бреслау, а в этой части Западной Польши векамиперемешивались прусы, саксонцы, чехи, поляки. Тогда как в Центральной и вВосточной части Польши преобладал другой тип женщин — преимущественно пышногрудыебрюнетки со славянскими чертами лица, считавшиеся одними из самых красивыхженщин Европы.
Олесе понравилось в Брюсселе. Здесь у нее появилось многознакомых, новые друзья. А главное — Рауль, португальский «мачо», переехавшийсюда из Лиссабона. Он был профессиональным футболистом и выступал за одну изместных бельгийских команд. Олеся встречалась с разными парнями, но Рауль сталее самым близким другом. Все закончилось через два года, когда его клуб решилпродать своего португальского полузащитника в Италию. Девушка была безутешна,поскольку Рауль не предложил ей последовать за ним в солнечную южную страну.Его продали, как раньше продавали рабов, даже не очень интересуясь егособственным мнением. Так он и уехал, оставив на память о себе черного фарфоровоголиссабонского петушка.
Потом у Олеси появился новый друг, но этого она самабросила. Парень крепко сидел на наркотиках и собирался приобщить к этомузанятию и свою новую подружку. Затем как-то незаметно получилось, что Олесяоказалась подругой самого пана Дзевоньского. Однажды он пригласил ее на ужин, иона обратила внимание на его стильный костюм. Из ресторана они поехали в отель.Пан Дзевоньский не особенно ей нравился, но для нее это был первый опыт встречис мужчиной, годящимся ей в отцы. И секс с ним неожиданно открыл Олесе новуюрадость. В отличие от молодых «петушков», с которыми она имела дело доДзевоньского, он был сдержан, тактичен, умел доставлять удовольствие женщине, вне меньшей степени думая о ее удовлетворении, чем о собственном. Все еепредыдущие дружки больше думали о себе.
