Бельгия. Брюсель. 3 марта, четверг
Два автомобиля подъехали почти одновременно. В первом,«Мерседесе» ослепительно-белого цвета, находилось двое мужчин. Во втором,черном «Ауди», — еще двое. Все четверо молча вышли на тротуар. На этой тихойулочке, расположенной на юго-западе столицы Бельгии, было мало машин и не оченьмного прохожих.
Мужчина, до этого наблюдавший из подъезда соседнего дома завходной дверью в небольшой двухэтажный особняк, поспешил к прибывшим.
— Они все вместе, — коротко сообщил он по-русски.
Один из приехавших, человек в несколько старомодной шляпе идлинном плаще, задумчиво посмотрел на старинный особняк и кивнул тремостальным, которые неторопливо направились к его двери. Затем достал из карманапачку сигарет. Наблюдавший за домом мужчина остался стоять рядом с ним. Онуслужливо достал зажигалку, чиркнул ею и поднес к сигарете, которую пожелавшийзакурить не спеша вытащил из пачки.
Трое мужчин подошли к дому, один из них позвонил и что-тосказал по-фламандски в домофон. Дверь автоматически открылась, и все троебыстро проскользнули внутрь. Оставшийся на улице их руководитель прикурилсигарету, не спуская глаз с особняка. Стоящий рядом с ним мужчина беспокойнооглядывался по сторонам.
На улице не было слышно никаких звуков. Мужчина в плащемолча курил, глядя на дом. На его лице не дрогнул ни один мускул, даже когданеожиданно неподалеку раздался смех двух женщин. А стоящий рядом беспокойнодернулся и обернулся. Но женщины быстро прошли мимо, громко и весело обсуждаясвои проблемы, после чего на улице вновь стало тихо.
Наконец послышался какой-то непонятный стук… Или удар отупавшего предмета. Курящий вынул сигарету изо рта и оглянулся по сторонам впоисках урны. Он не хотел бросать окурок на тротуар.
— Давайте, — с готовностью предложил второй мужчина,протягивая ладонь, — отнесу в мусорный бак на углу.
— Не нужно, — человек в плаще потушил сигарету и, достав изкармана полупустой коробок спичек, засунул окурок в него.
В этот момент послышался треск, словно в особняке что-толомали. Он был приглушенным, но отчетливо различимым. Прошло еще несколькоминут. Наконец из дома вышли все трое мужчин. Двое были спокойны, третий всевремя озирался, словно опасался преследования. В руках у всех троих были чем-тонаполненные пластиковые пакеты.
— Все, — сообщил один из них, когда они подошли к машинам.
— Сколько их там было? — поинтересовался руководитель.
— Четверо. Двое мужчин и две женщины.
— Бумаги?
— Забрали.
— Компьютеры?
— Диски у нас, жесткие диски уничтожили.
Мужчина, спрятавший окурок, повернулся, прошел к «Мерседесу»и уселся. Тот, с кем он только что говорил, устроился за рулем. Остальные троебыстро разместились в «Ауди», которая тут же развернулась и поехала в другуюсторону. Сидящие в «Мерседесе» подождали, пока отъедет «Ауди», затем тожеразвернулись и отправились за ней, соблюдая некоторую дистанцию.
— Вы все сделали правильно? — спросил пассажир «Мерседеса» вплаще.
— Да, Андрей Михайлович. Четыре контрольных выстрела вголову. Собрали все дискеты, которые там были, и бумаги из кабинетаДзевоньского. Через десять минут там все сгорит. Мы установили таймеры внескольких местах. Все нормально, можете не беспокоиться.
Андрей Михайлович достал сотовый аппарат, набрал номер икоротко кому-то сообщил:
— Все в порядке.
Отключив телефон, вытащил сим-карту, выбросил ее в окно иприказал водителю:
— Быстрее, я должен успеть на поезд.
Россия. Москва. 4 марта, пятница
Это не была тюрьма в обычном ее понимании. Даже «Матросскаятишина» не охранялась так серьезно, как этот невысокий трехэтажный корпус безокон, вокруг которого постоянно расхаживали охранники. Внутри здания, где подкамеры были оборудованы четыре комнаты, также дежурили несколько человек.Обычно здесь содержались задержанные, о существовании которых не должны былизнать ни официальные власти, ни правоохранительные органы, и вообще никто. Этобыла особая тюрьма бывшего Первого Главного Управления КГБ СССР, осуществовании которой не подозревали даже бывшие ответственные сотрудникиКомитета Государственной Безопасности. Сюда помещали задержанных исключительнос санкции руководителя ПГУ или распоряжения самого председателя КГБ. Попавшие внее люди порой исчезали бесследно. Никто и никогда не мог увидеть нидокументов, по которым оформлялось их задержание, ни внутренних инструкций поих содержанию.
Генерал Дзевоньский, задержанный три дня назад, был помещенименно в эту внутреннюю тюрьму бывшего ПГУ. Но он не был здесь единственнымузником. В соседней камере находился его помощник Карл Гельван, а в двух других— еще четверо его сотрудников. Двоих из них взяли на даче, где они охранялиДзевоньского, а остальных вычислили, когда они начали беспрерывно звонить повсем телефонам, пытаясь установить, куда подевался их руководитель.
На шестерых задержанных здесь было около двадцатиохранников, сменявшихся через сутки. Побег отсюда считался абсолютнонемыслимым. В этой внутренней тюрьме, оборудованной еще в начале семидесятых,были созданы все условия для «успешных допросов». Некоторые офицеры, слышавшиео существовании этого здания, иногда рассказывали друг другу, что там проверяливсех нелегалов, вернувшихся с Запада, на предмет их перевербовки. Говорили, чтоспециальная аппаратура исключает всякую возможность утаить малейшую информациюили исказить истину. С тех пор здесь проверяли сотрудников КГБ только висключительных случаях. Но за тридцать с лишним лет технический прогресс ибурное развитие фармакологии сделали процедуру постижения истины более простойи удобной для всех — и для следователей, и для задержанных. Теперь сталоневозможно скрыть истину или солгать. И это понимали обе стороны, чтозначительно упрощало саму процедуру «общения».
В этом здании нельзя было появляться посторонним, и поэтомугенерал Машков не имел права разрешить Дронго побывать здесь, даже учитывая егоисключительные заслуги в розыске и задержании Дзевоньского. Сам Машков получилразрешение на его допросы от руководства Службы Внешней Разведки — СВР. Кроменего в здании могли появиться только три человека из руководящей группы их совместнойкомиссии — генерал Полухин и полковник Нащекина из СВР и генерал Богемский изФедеральной службы охраны — ФСО.
Этим утром Машков приехал на допрос в плохом настроении. Емусообщили, что все задержанные уже позавтракали, и он приказал привести к немугенерала Дзевоньского. За три дня Дзевоньский сильно изменился: осунулся,постарел, потускнел. Его переодели в другую одежду, выдали специальные тапочки,и теперь он выглядел не столь эффектно, как раньше. К тому же интенсивныедопросы двух последних дней сказались и на здоровье бывшего генерала.
