на заднем крыльце. Энди Чен сказал, что он должно быть весит сто двадцать фунтов – возможно, если ты маленький ребёнок, у которого выпускной класс ещё далеко впереди, но пёс, которого я увидел, не мог весить больше шестидесяти или семидесяти. Он был тощим, с проплешинами в шёрстке, с растрёпанным хвостом и поседевшей мордой. Пёс увидел меня, начал спускаться по шатким ступенькам и чуть не упал, стараясь не наступить на распростёртого на них человека. Он направился ко мне, но не с намерением атаковать, а прихрамывая, будто у него был артрит.
– Радар, лежать, – сказал я. Вообще-то я не ожидал, что он подчинится, но пёс лёг брюхом в сорняки и начал скулить. Я всё равно обошёл его по широкой дуге, направляясь к заднему крыльцу.
Мистер Боудич лежал на левом боку. На его ноге под штанами цвета хаки над правым коленом появилась шишка. Не обязательно быть врачом, чтобы понять, что нога сломана и, судя по выпуклости, перелом очень серьёзный. Я не мог сказать, сколько лет мистеру Боудичу, но он был довольно стар. Его волосы почти побелели, хотя в молодости он должно быть был рыжеволосым, потому что всё ещё проглядывали рыжие пряди; казалось, будто они были покрыты ржавчиной. Морщины на щеках и вокруг рта были настолько глубокими, что походили на борозды. Было холодно, но на лбу у него выступили капельки пота.
– Не помешает помощь, – сказал он. – Упал со сраной лестницы. – Мистер Боудич попытался указать на неё. Для этого ему пришлось шевельнуться, отчего он застонал.
– Вы звонили в 911? – спросил я.
Он посмотрел на меня, как на идиота.
– Телефон в доме, парень. А я здесь.
Я понял это только позже: у мистера Боудича не было мобильного телефона; он никогда не видел необходимости его приобрести, и едва представлял, что это такое.
Он снова попытался шевельнуться и стиснул зубы.
– Господи, как больно.
– Тогда лучше не двигайтесь, – сказал я.
Я набрал 911 и сказал им, что на угол Пайн и Сикамор нужна «скорая», потому что мистер Боудич упал и сломал ногу. Сказал, что перелом выглядит плохо. Я видел кость, торчащую из штанины, а его колено сильно распухло. Диспетчер спросила номер дома, а я переспросил у мистера Боудича.
Он опять одарил меня этим «ты-родился-дебилом?» взглядом и сказал: «Номер 1».
Я передал адрес девушке, и она сказала, что немедленно высылает «скорую». Попросила остаться с ним и не дать ему замёрзнуть.
– Он весь вспотел, – сказал я.
– Если перелом настолько плох, как вы говорите, сэр, то, вероятно, это шок.
– Ммм, ясно.
Радар прихрамывая отступил назад, прижав уши и рыча.
– Прекрати, девочка, – сказал Боудич. – Ложись.
Радар – она, а не он – будто бы с облегчением легла на живот рядом с крыльцом и начала тяжело дышать.
Я снял свою «буквенную» куртку11 и стал прикрывать ею мистера Боудича.
– Какого хрена ты делаешь?
– Нужно, чтобы вам было тепло.
– Мне и так тепло.
Но я видел, что это неправда, потому что он начал дрожать. Мистер Боудич опустил подбородок и взглянул на мою куртку.
– Ты старшеклассник?
– Да, сэр.
– Красный с золотым. Стало быть – Хиллвью.
– Да.
– Занимаешься спортом?
– Футболом и бейсболом.
– «Ежи». Что за… – Он попытался шевельнуться и вскрикнул. Радар навострила уши и взглянула на него с беспокойством. – Что за дебильное название.
Я не мог не согласиться.
– Лучше постарайтесь не двигаться, мистер Боудич.
– Ступеньки повсюду впиваются в тело. Стоило остаться на земле, но я думал смогу добраться до крыльца. Потом подняться в дом. Должен был попытаться. Скоро здесь будет охеренно холодно.
Я подумал, что уже охеренно холодно.
– Рад, что ты пришёл. Полагаю, ты услышал вой девочки.
– Сначала её, потом вас, – сказал я. Я осмотрел крыльцо. Увидел дверь, но не думаю, что он смог бы дотянуться до ручки, не встав на здоровое колено. В чём я сильно сомневался.
Мистер Боудич проследил за моим взглядом.
– Собачья дверь, – сказал он. – Думал, может, смогу пролезть через неё. – Он поморщился. – Полагаю у тебя нет никаких обезболивающих? Аспирин или что покрепче? Ты же спортсмен и всё такое.
Я помотал головой. Я услышал слабый, очень слабый звук сирены.
– Ну а у вас? Есть что-нибудь?
Он помедлил, затем кивнул.
– Внутри. Иди прямо по коридору. Рядом с кухней есть маленькая ванная. Кажется, там в аптечке есть пузырёк «Эмпирина». Но не трогай всё остальное.
– Не буду, – Я знал, что он стар и испытывал боль, но был обескуражен этим намёком.
Он протянул руку и схватил меня за рубашку: «Не вынюхивай там».
Я отстранился: «Сказал же, что не буду».
Я поднялся по ступенькам. Мистер Боудич скомандовал: «Радар! Иди с ним!»
Радар прихрамывая поднялась по ступенькам, дожидаясь пока я открою дверь, вместо того, чтобы воспользоваться откидной заслонкой в нижней панели. Она следовала за мной по тускло освещённому и в некотором роде удивительному коридору. Одна сторона была завалена старыми журналами, собранными в пачки, перевязанные бечёвкой. Некоторые я узнал, как «Лайф» и «Ньюсвик», но были и другие – «Коллиерс», «Диг», «Конфиденшнл» и «Олл-Мэн», – о которых я никогда не слышал. Другая сторона заставлена книгами, в основном старыми с этим характерным для старых книг запахом. Вероятно, не всем нравится этот запах, но я не имел ничего против. Запах затхлости, но приятный.
Кухня была полна старой утвари. Плита «Хотпоинт», фарфоровая раковина с ржавым от нашей жёсткой воды сливом, краны со старинными ручками-барашками, линолеум на полу настолько изношен, что невозможно разобрать рисунок. Но помещение было аккуратным, как с иголочки. В сушилке лежала одна тарелка, чашка и набор столового серебра: нож, вилка, ложка. Мне стало как-то грустно. На полу стояла чистая миска с надписью «РАДАР» по краю, от чего мне стало ещё грустнее.
Я прошёл в ванную, которая была не больше кладовки – только унитаз с поднятой крышкой и кругами ржавчины, плюс раковина с зеркалом над ней. Открыл шкафчик за зеркалом и увидел кучу пыльных пузырьков обычных лекарств, которые, казалось, стояли тут со времён потопа. На баночке в середине было написано: эмпирин. Когда я взял её, то увидел за ней маленькую гранулу. Я подумал, что это пулька от пневматического оружия.
Радар ждала
