Тайлер уже начинал нервничать. Когда же Кельвин пригласит свою дочь? Еще немного, и бедняжка упадет без сил или, не выдержав злобной брани королевы, выдаст какую-нибудь грубость ей в ответ.
— Его величество еще не готовы принять принцессу? — мягко спросил он.
Дагара раздраженно вздернула голову и перевела взгляд на дверь, ведущую в приемную палату.
— Король сейчас беседует с Дарэком, который все еще пытается убедить его отказаться от безумного предложения Курии. Честно говоря, я абсолютно не понимаю намерения вашего отца заставить епископов изменить мнение о лорнгельдах. Они никогда не пойдут на это. Но не волнуйся, Атайя, — произнесла Дагара, вспомнив о начале разговора. — С тобой беседа будет краткой. Король в бешенстве. Сегодня днем он получил письмо от Осфонина из Рэйки и, прочитав его, пришел в ярость.
Королева неспешно прошлась по комнате, покачивая головой, не обращая ни малейшего внимания на то, что Атайя сжала кулаки, пытаясь побороть в себе нахлынувшие эмоции.
— Вероятно, ты опять скажешь, что не могла поступить иначе, что должна была так обойтись с сыном Осфонина Фельджином. Ты поиздевалась над беднягой и высмеяла его, заставив тем самым принять твердое решение отказаться от женитьбы на тебе. Мне стыдно, что Кельвин вынужден называть тебя дочерью!
Выдержав многозначительную паузу, Дагара добавила:
— Ты позоришь весь род Трелэйнов.
Атайя подняла голову, впервые за время пребывания в передних покоях в ее глазах горели злобные огоньки. Она видела, как отвернулся в отчаянии Тайлер, знала, что он отдал бы сейчас многое, лишь бы остановить принцессу. Но это уже не имело значения. Дагара зашла слишком далеко.
— По крайней мере эта фамилия досталась мне по наследству с самого рождения, — произнесла Атайя, отчетливо выговаривая слова. — Ради того, чтобы получить это имя, мне не пришлось опускаться до гнусных козней и дешевых интриг. Я не пробивала себе путь в благородные круги путем подкупов и обманов. В моих жилах, Дагара, течет королевская кровь. В отличие от твоих!
— Атайя! — прозвучал чей-то низкий мужской голос, резкий и жесткий: даже королева, буквально парализованная от гнева, вздрогнула и испуганно повернула голову.
Дарэк, старший сын короля Кельвина, наследник престола, вышел из приемной палаты и стремительными шагами направлялся сейчас к младшей сестре, полы его малинового плаща развевались позади, как огненные крылья.
Приблизившись, принц окинул Атайю испепеляющим взглядом, который Дарэк явно перенял у Кельвина, но у короля это всегда получалось гораздо лучше.
Дарэк схватил трясущиеся ладони стоящей рядом Дагары и поцеловал ее в густо напудренную щеку. На брата наследник королевской короны даже не посмотрел, демонстрируя таким образом свое полное пренебрежение к его персоне.
— Ты слышал, что она посмела сказать мне, Дарэк? — произнесла королева, прижимаясь к подоспевшему защитнику.
Ее нижняя губа дрожала, в этот момент она была олицетворением уязвленной гордости. Атайя едва сдерживалась от смеха. Да ведь у Дагары вовсе нет никакой гордости!..
Дарэк отпустил руки мачехи, нежно провел ладонью по ее плечу и, повернувшись к сестре, окинул ее полным отвращения взглядом.
Наследник престола не обладал ни привлекательностью, ни стройной фигурой, которыми природа щедро одарила Николаса. Ему только что исполнилось двадцать восемь, а темные волосы уже заметно поредели. И одевался Дарэк гораздо безвкуснее, чем младший брат. В своем парадном камзоле пепельно-серого цвета с серебряным поясом — единственным украшением — принц выглядел на все тридцать пять. Атайя привыкла к его осуждающему взгляду: единственное, что постоянно раздражало ее, так это слегка припухшие веки брата, нависавшие на глаза. Они придавали наследнику заспанный вид: создавалось такое впечатление, что он очень поздно просыпается по утрам. Между Дарэком и его сестрой никогда не существовало теплых дружеских отношений. Временами Атайе казалось, что в старшем брате ей нравится единственное: его молодая жена Сесил и их двухлетний сын Майлен.
— Как ты смеешь так разговаривать с королевой? — произнес Дарэк холодно.
Когда-то наступит день, и он, унаследовав корону Кельвина, будет оглашать королевские указы таким же спокойным, невозмутимо-равнодушным голосом.
Атайя вздохнула. Да, уж тогда-то ее братец станет вовсе невыносимым.
Принцесса вызывающе взглянула на своих противников и сложила руки на груди.
— Твоя демонстрация бесконечной привязанности к ней отнюдь не обязывает меня вести себя так же.
В ее голосе звучали нотки раздражения. Дагара отвернулась и провела под глазом краем длинного рукава, словно вытирая проступившую слезинку.
— Ну, что я тебе говорила, Дарэк! Она меня просто ненавидит… — всхлипнула королева.
— Давай поговорим об этом после.
Всем своим видом наследник престола выражал безграничное сочувствие несчастной мачехе. Однако через мгновение, когда он повернулся к Атайе, лицо принца резко изменилось. Повелительно указав рукой на дверь, ведущую в приемную палату короля, Дарэк медленно произнес:
— Проходи, отец ждет тебя. И будь осторожна, сестренка. — В его глазах светились злобные огоньки. — Там Родри. Попробуй-ка надерзить ему так же, как Дагаре, и этот безумный колдун немедленно превратит тебя в мерзкую жабу.
Атайя направилась к двери, нахмурив брови, стараясь отделаться от неприятного предчувствия. Такие ощущения всегда охватывали ее, когда она слышала имя Родри.
В то время как Дарэк презирал колдуна и все его фокусы, в сердце принцессы жил какой-то непонятный страх перед ним. Объяснения этому не находилось, ведь чародей никогда не причинял девушке никакого вреда. Более логичным со стороны Атайи было бы благодарное отношение к Родри. Он так много сделал для Кайта, несмотря на то что являлся представителем проклятого рода лорнгельдов — детей дьявола, одаренных с рождения магическими силами, страдающих безумием. Атайя прекрасно знала обо всех благодеяниях Родри. Если бы колдун не присутствовал при короновании Кельвина и не прочитал своего заклинания, если бы не помогал ему на протяжении долгих лет правления, то Кайт и по сей день, наверное, представлял бы собой кучку разрозненных, постоянно воюющих между собой земель, каким он был со времен Безумия.
Атайя осторожно открыла дверь и вошла в приемную палату короля, внутренне готовясь к предстоящему разговору.
Даже в столь поздний час в камине горело яркое пламя, и просторное помещение с резными деревянными стенами и потолком было хорошо прогрето и освещено. Отец, склонившись над широким столом из красного дерева, что-то сосредоточенно писал пером на куске пергамента. Колдун Родри в элегантной мантии темно-синего цвета с серебристой отделкой сидел у окна, задумчиво уставившись через зарешеченное стекло на сияющее отражение луны в морской воде. В его глазах светилась какая-то спокойная радость и даже гордость.
