1. Трудное решение для Слепого
За закрытой дверью Давид возмущался, нервничал и, во что бы то ни стало, не желал пускать кого-то. Я слушал, не напрягаясь. Но вовсе не потому, что дверь была тонкой, а слышимость в результате этого, хорошей. Я слушал потому, что ХОТЕЛ услышать этот разговор. Незнакомый человек красивым бархатным голосом уговаривал спокойно, казалось, на одной ноте:
— Мальчик, не закрывай путь тому, кто сильнее.
— То есть ТЫ сильнее меня? — в голосе Давида слышалась насмешка. Уж он-то знал, что во всем городе соперничать с ним в силе могли всего лишь несколько человек, включая Жука и Яра. Ну а в ловкости, так, пожалуй, вообще, никто. Антон не горел желанием отдавать Давида мне. Ярослав уговорил. Но интуиция подсказывала мне, что если бы Таисия, женщина нашего лидера, не выступала со мной, он бы никогда не сделал Давида моим телохранителем. Именно ее защищал наш лучший боец в первую очередь. Но я был этому даже рад…
— И сильнее, и мудрее… И исключительно потому что мудрее, пытаюсь уговорить, а не вхожу силой.
— Слепой не принимает сегодня.
— Мне не нужен Слепой. Мне нужен Женя Чуйков.
— Откуда ты… Ты знал его до катастрофы?
— Нет. Я никогда не видел его. И услышал его речь впервые всего лишь на прошлой неделе.
— Кто ты такой?
— Тот, кто подскажет ему выход.
— Какой выход? Откуда? Шел бы ты, вообще, отсюда. Узнаю, кто тебя впустил сюда, голову оторву!
— В последний раз прошу, впусти меня или передай ему мои слова, он сам впустит!
— Да пошел ты…
На несколько секунд в коридоре воцарилась тишина, и когда я уже решил вмешаться, раздался грохот и сдавленный стон, а потом дверь открылась и в проеме появилась темная фигура в длинном одеянии, похожем на балахон.
Нет, я не мог увидеть его, рассмотреть обычный зрением, но я давно уже забыл, что такое вообще, обычное зрение. Все, что видел я, как обычный человек, — это свет и тьма, белые и темные пятна. Но ни других цветов, ни очертаний предметов, ни силуэтов, мои глаза различить не могли. После того ранения, когда меня лишили зрения, я думал, что жизнь окончена, что смысла продолжать ее дальше нет — что я могу, инвалид, не способный самостоятельно сделать ни шагу?
Но, оказывается, существует совсем другое зрение. Чтобы воспользоваться им, вовсе необязательно использовать ту часть лица, которая зовется глазами. Да что там, мне не нужно даже поворачивать голову в сторону предмета! Нужно научиться смотреть в себя. Внутрь.
Практически никогда то, что «видел» я, и то, что было на самом деле не совпадало на сто процентов. Сколько раз я расспрашивал Давида, Таисию или Рыжую, а бывало даже Ярослава? Просил описать в подробностях внешность какого-то человека, окружающую природу или какой-либо предмет, и понимал, что вижу другое, непохожее совершенно, либо отличающееся в какой-то одной, но важной детали. Но своих людей я узнавал всегда до того, как они заговорят. А еще всегда видел свой путь и преграды на нем. Это позволяло ходить, не спотыкаясь, даже стрелять почти без промаха и обо всем иметь свое собственное мнение.
…Несмотря на скорчившегося на полу коридора Давида, я не чувствовал угрозы в вошедшем человеке. Его аура светилась ровно, приглушенным светло-зелёным цветом. Он стоял на пороге молча, как бы позволяя мне «рассмотреть», почувствовать себя.
— Что ты сделал с моим бойцом?
— Никакого вреда. Просто ментальный блок и совсем немного отдачи. А вот молодому человеку стоило бы приложить поменьше усилий, чтобы вывести из строя такого старика, как я! Ну да ладно, впредь будет умнее!
Впечатляло. Еще как! Давид был возмущен до предела и готов с пола ринуться в бой — весь искрился и горел яростью.
— Давид, оставь нас! И будь так добр, принеси чай.
Парень возмутился — как же, он не слуга какой-нибудь. Ярослав был прав, когда говорил, что Давиду нужно указать место — слишком горяч, а здесь все-таки главный — я. Но Дорофеев слишком хорошо готовил своих солдат — дисциплина у них, точнее, теперь у нас, всегда на первом месте. Поэтому Давид недовольно ответил:
— Хорошо, — и все-таки вышел из комнаты.
Когда за вставашим, держась за стену парнем, закрылась дверь, молча слушавший нас старик сказал:
— Правильно. Нам нужно поговорить наедине.
— Кто ты?
— Меня зовут Платон. Но там, где я живу, чаще называют Монах. Не думаю, правда, что ты слышал обо мне. А вот я слышал о тебе давно. Да, представь себе слух о Пророке, да еще и Слепом, дошёл даже до Новгорода. Я хочу помочь. Я знаю, что с тобой случилось во время последнего выступления.
Он знает? Да я сам не знал, что это было. Просто в какой-то момент моей речи, все вокруг вспыхнуло, словно фейерверк разорвал небо. А потом меня закрутило в черную воронку. Я еще успел почувствовать, как падаю на колени прямо на помосте перед толпой народа, а дальше — пустота. Очнулся в своей комнате, на кровати. Рядом суетилась испуганная Зоя. Таисия сидела сбоку и, рискуя вызвать безумную ревность своего чересчур вспыльчивого мужа, держала меня за руку.
После выступления я обычно чувствовал некую эйфорию, потому что обычно все проходило удачно, меня воспринимали так, как было задумано изначально. Меня воспринимали, как Бога, как того, кто способен спасти, дать лучшую жизни, избавить от голода и болезней. Но в тот момент после выступления у меня не было сил даже на то, чтобы самостоятельно встать с постели.
Зоя осмотрела, но никаких особых отклонений в моем здоровье не увидела. Хотя честно говорила, что нужны специальные исследования — головной мозг сквозь череп не рассмотришь, а оборудования соответствующего, естественно, у нас нет. Она боялась того, что совсем скоро у меня начнутся приступы, подобные тем, которые случались у отца Таисии, предыдущего Пророка.
…Что ж, послушаем, что скажет этот человек. Я сел за стол и жестом указал мужчине на стул напротив. Дверь открылась и на стол нам поставили чай. Давид, вот же хитрец, стоял в дверях, а нас обслуживала девушка. Всмотревшись, а лучше сказать, просканировав ее своим внутренним зрением, я понял, что это была Олечка, дочка Лехи Стрелка, работавшая вместе с матерью и бабкой на общей кухне. Не прогнулся Давид! Но за это я уважал его еще больше — гордый!
Девушка молча сделала свое дело и вышла из комнаты, в проеме замешкавшись. И мне было хорошо понятно, почему. Ее аура сияла и искрила, всплесками своими лаская, трогая Давида, стремясь в его сторону — еще одна несчастная, потерявшая голову от нашего местного ловеласа.
— Давид, оставь нас одних.
Он, захлопнув дверь, побежал догонять девчонку.
— Так. И что, по твоему мнению, случилось со мной во время последнего выступления?
