Как только мы с парнем оказались наедине в тесной комнатке, где пахло моющим средством и гвоздикой, с моего языка слетело:
— Можешь не целовать меня, если не хочешь.
Вот сейчас он развернется и уйдет, а я должна буду вернуться ко всем нецелованная и делающая вид, что его отказ меня совершенно не задел. О чем я только думала, когда это говорила?
— А если я хочу, то ты не против, Коллинз? — улыбался МакКензи.
Он очень даже симпатичный. Правда, долговязый. Я и так кажусь маленькой по сравнению с другими людьми, но он лишь чуть ниже Макса — рядом с ним я просто кроха.
Кивнула и сжала кулаки для храбрости.
Чем взрослее становлюсь, тем больше жизнь меня разочаровывает. Ноги нужно брить, брови — выщипывать, несколько дней в месяц все женщины мира истекают кровью, дети рождаются в муках, а поцелуи — это возможность утонуть в слюнях. Господи, почему ты сделал меня девочкой?
В моем кармане завибрировал телефон, как раз в тот момент, когда дышать стало тяжеловато.
— Это не я! — МакКензи поднял руки вверх, словно нашкодивший ребенок.
Я отрывисто хихикнула из-за сбитого дыхания. Конечно, не он: стоит передо мной, еще и оправдывается. Забавный.
Чуть не подавилась смешком, когда увидела имя Макса на экране. Неужели он чувствует, что я тут с детством прощаюсь?
— Ты чего это пыхтишь так, будто зажималась с парнем в кладовой? — донесся из телефона смех братца.
Я постаралась восстановить дыхание, чтобы оно не выдало меня при последующем вранье.
— О, черт… — Веселья в голосе больше не было. — Ты зажималась с парнем в кладовой?!
Макс, 16 лет
Стоит всего на день поехать в другой штат, и какой-то идиот начинает думать, что смеет прикасаться к твоей сестре. Узнаю кто — руки переломаю.
Надо было не бросать карате. Два года — явно мало. Вот Бадди был в этом более постоянным. Может, он покажет мне пару приемов.
— Мне понравилось, — говорил папа, не отрывая взгляда от дороги. — Выглядит солидно, люди приветливые и программа у них отличная. Надо будет подать еще в пару…
— Я подаю в университет Северной Каролины, — прервал его, отсекая иные варианты.
— Знаю, но ты ведь хочешь заниматься графическим дизайном. В Чикагском институте [8] тебе могут это дать.
При учете почти тринадцатичасовой езды на машине — в моем случае, металлоломе, который дед передал как «величайшую ценность» и велел «наслаждаться ездой», — до юной и беззащитной сестрицы? Нет уж, спасибо.
— В UNC [9] есть факультет искусств.
— Сынок, с твоими результатами ACT [10] и успехами в баскетболе глупо зацикливаться на одном ВУЗе.
— Я хочу в университет в Чапел-Хилл, пап, — сказал без прежнего напора, но с той же уверенностью в голосе. — Туда и никуда больше. И если уж говорить о баскетболе, то там он на высшем уровне.
Папа продолжал уговаривать меня «не спешить» и «оставить себе выбор», но я уже все решил. Среди моих аргументов звучали высокие позиции заведения в рейтингах ВУЗов, хорошие учебные программы и выгодная цена для жителей штата, в то время как главная привлекательность UNC для меня была в другом.
Даже живи я в кампусе университета Северной Каролины, до Этти можно будет добраться меньше чем за час и на своих двоих.
***
— Выглядишь так, словно папа забыл приготовленные мамой судочки и вы снова питались одними лимонами, — неловко улыбалась Этти.
— Там в магазинах больше ничего толкового не было! — защищался папа.
Было. Только вот то был период родительского помешательства на здоровом питании, поэтому наш выбор ограничивался овощами и фруктами. А они в повстречавшемся нам магазине действительно были исключительно погнившими. Моя зубная эмаль не обрадовалась, пускай и однодневной, лимонной диете.
Сестренка теребила косу — ей было не по себе. И ей будет еще больше не по себе, потому что мне нужно имя покойника, из-за которого ее губы распухли.
— Этти, пойдем наверх. — Голос прозвучал резче, чем мне бы хотелось, и я постарался смягчить его, выпустив немного воздуха через нос.
Мама окликнула меня, когда я зашагал вверх по лестнице, но папа перехватил ее и повел на кухню. У него все равно лучше получится рассказать, какой замечательный университет штата Иллинойс. А ведь мама ждет именно этого.
— Только не говори, что папочка пустил тебя за руль и теперь ему придется предоставить тебе право хранить молчание. — Этти пыталась шутить, но все равно выглядела нервной. — Закапывать тело не буду. Мои нежные руки созданы не для этого, а для того, чтобы их целовали.
Сестренка прикусила губу и нахмурилась, осознав, что задела щекотливую тему.
— Значит, — протянул я с невозмутимым видом, — твои губы лишились невинности.
— Фу, — дернулась она, — зачем же все так опошлять?
— Джо?
— Что? — Девушка захлопала ресницами, взирая на меня большими глазами небесно-голубого цвета.
— Кэмерон? Или этот… — Я защелкал пальцами, подстегивая память. — Питер?
— Да иди ты!
Этти сложила руки на округлившейся груди и показала мне язык.
Нет, никто не выйдет из этой комнаты, пока у меня не будет имени человека, имевшего наглость прикоснуться к тому, что она сейчас из вредности показывает мне.
Полетт, все еще 13 лет
Смех адмирала коснулся моих губ, когда он прильнул к ним в поцелуе. Я податливо обмякла в сильных руках, отвечая взаимностью, позволяя нашим языкам сплестись воедино. Аромат Кристофера окутывал каждую клеточку моего тела, дурманил голову и…
— Порнуху читаешь?
Чуть не отбила себе палец, звучно захлопнув книгу. Макс стоял за моей спиной и ржал как конь.
— Стучаться надо! — огрызнулась я.
— Да ладно тебе! — Братец завалился на мою кровать и попытался стащить книгу. — Не останавливайся из-за меня.
— Уйди, и я продолжу.
