– Тебе грозит суровая кара, – сказала другаяженщина-полицейский, протягивая Грейс полотенце, чтобы та вытерла испачканныекраской пальцы. – Сколько тебе лет? – безразлично спросила она.
Грейс тупо смотрела на нее. Она все еще пыталась понять, чтоей говорят. Она убила его. Он мертв. Все кончено.
– Семнадцать.
– Не повезло тебе. По законам штата Иллинойс тебя могутсудить как взрослую, если тебе больше тринадцати. Если тебя признают виновной,ты получишь лет четырнадцать-пятнадцать. Или тебя приговорят к смертной казни.Теперь ты играешь по правилам взрослых, детка.
Грейс, казалось, видела сон – как ей надевают наручники, какведут по коридору. Минут через пять она очутилась в камере, где, кроме нее,было еще четыре женщины, где от унитаза несло мочой и фекалиями. Тут былогрязно, заключенные лежали на голых матрацах, укрывшись одеялами. Двое еще не спали,но никто не разговаривал. Никто не произнес ни слова, пока Грейс развязывалируки, выдавали одеяло. Она молча прошла и села на единственную свободную скамьюв камере.
Грейс огляделась, не веря своим глазам. Так вот чем все этокончилось. Но ведь другого выхода у нее не было. Она не могла больше терпеть.Она должна была сделать это… нет, она не хотела… не собиралась… но теперь,когда все позади, она даже не жалеет. Вопрос стоял так: или ее жизнь, или его.Она могла бы погибнуть, но этого не произошло. Все случилось так, какслучилось, – ничего не было запланировано. У нее просто не было выбора.Она убила его.
Глава 2
Грейс всю ночь пролежала на тонком матраце, не ощущая даже,как металлические пружины впиваются в ее тело. Она ничего не чувствовала. Ее нетрясло больше. Она просто лежала. И думала. У нее нет больше семьи. Никого. Ниродителей. Ни друзей. Она размышляла о том, что с ней станет, – признаютли ее виновной в убийстве? Приговорят ли ее к смерти? Она не могла забыть словженщины-полицейского. Ее будут судить как взрослую. Ее обвиняют в убийстве.Может быть, смертная казнь – именно та цена, которую должна она заплатить. Вконце концов, он никогда больше ее не коснется, никогда больше не причинит ейболи. Кончились четыре года адских мук.
– Грейс Адамс! – раздалось часов около семи утра ктому времени она провела в камере около трех часов, ни на минуту не сомкнулаглаз, но не чувствовала себя такой потерянной, как накануне. Она знала обовсем, что случилось. Помнила, как застрелила отца. И знала, что он умер – и какон умер. Она прекрасно знала это. И не сожалела ни о чем.
Ее ввели в плохо освещенную комнату с двумя тяжелымиметаллическими дверями. Молча, не объясняя ей ни слова. В комнате был стол,четыре стула – и лампа под потолком. Она стояла посреди комнаты, и вот черезпять минут тяжелая дверь открылась и вошла высокая светловолосая женщина. Онахолодно взглянула на Грейс и разглядывала ее какое-то время. Грейс тоже молчала– просто стояла в дальнем углу, удивительно напоминая лань, готовую к прыжку.Но ускользнуть отсюда было невозможно. Ее заперли в клетке. Она была тиха, нонапугана. Даже в своих джинсах и маечке она полна была спокойного достоинства.С первого взгляда ясно было, что она прошла через муки ада, дорогой ценой заплатилаза освобождение – и не считала плату чрезмерно высокой. Ни тени злости не былов ней – лишь выстраданное в муках терпение. Она многое повидала за своюнедолгую жизнь – жизнь и смерть, предательство. Все это читалось в ее глазах.Молли Йорк увидела все это, лишь мельком взглянув на Грейс, и была тронутавыражением боли в глазах девушки.
– Я Молли Йорк, – негромко представиласьона. – Психиатр. Известно ли тебе, для чего я здесь?
Грейс едва кивнула, но ни шагу не сделала – так и стояли онив противоположных углах комнаты.
– Ты помнишь, что произошло вчера ночью?
Грейс вновь кивнула.
– Почему ты не садишься? – Молли указала на стул,и они обе уселись за стол.
Грейс не знала, сочувствует ей эта женщина или нет, но онаявно не была ей другом. Она – просто часть этого мира, часть следствия, а этоозначает, что эта женщина хочет причинить ей зло. Но лгать ей Грейс ненамеревалась. Она честно ответит на любой ее вопрос – конечно, если она неслишком будет интересоваться ее отцом… Это никого не касается. Она не имеет,права выдать его – ни его, ни мать. Она не должна запачкать их. Да и какаятеперь разница? Его нет больше. Грейс ни на секунду не пришло в головупотребовать адвоката или вообще как-то попытаться спастись. Это просто не имелоникакого значения.
– Что ты помнишь из событий вчерашнего вечера? –осторожно спросила психиатр, придирчиво наблюдая за движениями и мимикой Грейс.
– Я застрелила отца.
– Помнишь почему?
Грейс замешкалась с ответом – и смолчала.
– Ты была зла на него? Ты к тому времени уже подумывалао том, чтобы застрелить его?
Грейс быстро замотала головой.
– Я никогда не думала об этом. Просто… револьвероказался у меня в руках. Я не знаю даже, как это произошло. Мама всегда держалаего в ящичке ночного столика. Она долго болела, и порой, когда нас не былодома, ей становилось страшно – вот она и держала при себе оружие. Она имникогда не пользовалась.
Девушка казалась очень юной и невинной. На первый взгляд онане была ни безумной, ни тем более слабоумной, на что намекали арестовавшие ееофицеры. Не казалась она и опасной. Она производила впечатление девушки весьмавежливой и хорошо воспитанной. И самообладание ее было удивительным, особенноесли учесть, что она пережила ужасное потрясение, провела бессонную ночь ипопала в ужасное положение.
– Твой отец держал оружие? Вы боролись за него? Тыпыталась вырвать у него револьвер?
– Нет. Это я наставила на него дуло. Я помню ощущениеметалла в ладони. И… – Она не хотела проговориться, что он ее ударил. –Потом я выстрелила. – Она не отрываясь смотрела на собственные руки.
– А помнишь почему? Ты злилась на него? Он что-тосделал тебе, что тебя разозлило? Вы поссорились?
– Нет… ну… вроде… – Да, это была борьба. Борьба не нажизнь, а на смерть. – Я… это не важно.
– Нет, это очень важно, – сказала Молли созначением. – Это было настолько важно, что заставило тебя стрелять.Достаточно важно, чтобы убить его. Будь откровенной. Ты когда-нибудь стрелялапрежде?
Грейс покачала головой – грустно и устало. Может быть, этоследовало сделать несколько лет назад, но тогда сердце матери было бы разбито.Ведь она любила его – по-своему…
– Нет. Я никогда раньше не стреляла.
– А почему выстрелила вчера?
– Мама умерла два дня назад… нет, теперь уже три. Вчераее похоронили.
Совершенно очевидно, что девочка измучена до предела. Но вчем причина вчерашней ссоры? Положительно, эта Грейс заинтриговала Молли Йорк!Девочка что-то скрывает, и Молли не знает, что именно. Но подозревает, что этонечто ужасное – или для нее, или для отца. К тому же делать выводы о еевиновности или невиновности – вовсе не дело психиатра. Но в ее власти сделатьвывод о ее психическом здоровье и о вменяемости на момент совершенияпреступления. Она вправе решать, знала ли Грейс, что делала. Но что именно онасделала? И что такого сделал он, что заставило ее пойти на такое?
