Берта Кул ждала меня в машине. Я сел радом с ней и приказал:
— Включи мотор, пусть он работает. Когда мимо промчитсядвенадцатицилиндровый автомобиль, дай полный газ. Поедешь с выключеннымифарами.
— Тогда веди лучше ты, Дональд.
— Нет времени пересаживаться. Поехали.
Берта включила зажигание и отъехала от тротуара. Тотчас жемимо нас промелькнула, как огненная вспышка, машина Альты Эшбьюри.
— Вперед! — скомандовал я. — Гони во всю прыть!
Берта ощупью искала выключатель. Я ударил ее по руке,схватился за кнопку выключателя и выдернул ее совсем. Мы двигались наугад.Берта нервничала, машина дергалась, ради предосторожности я положил руку наруль, слегка поворачивая его. Наконец Альта тоже подъехала к перекрестку. Какраз зажегся красный свет. У нас появился шанс догнать Альту и пристроитьсяпозади нее.
Берта перевела дух. Я пересел на место водителя.
Вспыхнул зеленый свет. Альта рванулась вперед так резко,словно ей угрожали пистолетом. Следом прогромыхали мы. Кто-то закричал, требуявключить фары, но я продолжал ехать вслепую, надеясь влиться в потоктранспорта. Вскоре нам это удалось. Я включил фары и стал маневрировать,стараясь держаться слева от цели и позади нее.
Берта все еще извинялась, голос ее дрожал:
— Мне бы послушаться тебя, дорогой. Ты ведь всегда бываешьправ. О, почему ты не заставил меня слушаться!
Я был поглощен своим делом водителя и ничего не ответил.
Но Берта продолжала гнуть свою линию:
— Дональд, ты вряд ли когда-нибудь поймешь меня.
Много лет мне приходилось биться за существование.
Считала каждый никель. Бывали времена, когда я позволяласебе тратить лишь пятнадцать центов в день на еду.
Знаешь ли, Дональд, что для меня тяжелее, невыносимее всего?Тратить деньги. — Когда я начала немного зарабатывать и кое-что откладывать, яснимала с банковского счета сто долларов в месяц и прикидывала, что на нихкуплю.
Но к концу месяца у меня все равно оставалось семьдесят иливосемьдесят долларов. Я просто не могла заставить себя их потратить! Еслигодами живешь трудно, тяжело, в нужде, и деньги слишком много значат для тебя,что-то происходит с твоей психикой. И этого нельзя преодолеть.
— Я преодолел, — возразил я.
— Я знаю, дорогой, но ты молод и умен. У Берты нет ни того,ни другого. Ее дело — оставаться на своем месте и «подавать мячи», и, я тебескажу, успех всегда дается мне нелегко. В тебе есть то, чего во мне никогда небыло, Дональд. Ты гибкий. Надавишь на тебя, ты согнешься, но потом распрямишьсяснова. Положи какой-нибудь груз на меня, я его сброшу. Но если сумею справитьсяс ним, я не согнусь — я сломаюсь.
— Ладно, — сказал я. — Забудь.
— Куда она направляется, дорогой?
— Не знаю.
— Что она намерена делать?
— Не знаю и этого. Нас прогнали с позором, лишили стадолларов в день. Нам нечего делать. У нас теперь по крайней мере развязаныруки.
— Дональд, ты меня раньше никогда не подводил.
Ты всегда придумывал какой-нибудь фокус, который насвыручал.
— Помолчи, — огрызнулся я. — Я пытаюсь делать это сейчас.
Это было нелегкое занятие — следовать за Альтой в потокетранспорта. Все, что требовалось ей, — это плавно нажимать на педаль газа, имашина легко преодолевала открытое пространство, которое тотчас замыкалось заней. Мне же приходилось, не отрывая ноги от педали, сохранять дистанцию, неупуская Альту из виду, и при этом постоянно маневрировать.
Альта заехала на стоянку. Я не осмелился сделать то жесамое. Единственное пригодное для парковки место находилось перед пожарнымгидрантом.
— Припаркуемся здесь, — сказал я Берте. — Если нас зацапают,— не удержался я от колкости, — предъявишь счет Эшбьюри: пусть оплатит расходына такси. А теперь ступай вниз к Седьмой улице, я пойду к Восьмой.
Когда Альта покинет стоянку, она неминуемо повернет либотуда, либо сюда. Если она пойдет по направлению ко мне, не пытайся еепреследовать. Если направится в твою сторону — я не пойду за ней. Тот, ктоостанется без дела, возвращается к машине и ждет.
— Хорошо, дорогой. — Берта была кротка, как овечка.
Вылезать из машины — для Берты всегда тяжелый труд. Она итут извивалась и корчилась, выталкиваясь из машины. Я не стал помогать ей.Открыл дверцу, вылез сам и быстро пошел по улице.
Берта не отошла от машины и двадцати ярдов, как появиласьАльта и направилась в мою сторону. Я нырнул в первый же дверной проем изатаился там. Альта, по-видимому, предполагала, что за ней могут следить.
Она часто оглядывалась, но завернув за угол, решила,очевидно, что путь свободен. Я осторожно пошел следом. Посреди кварталанаходился дешевый отель, она юркнула туда. Я выждал, пока она пройдет черезвестибюль, затем тоже вошел в отель и приблизился к табачному киоску. Янаблюдал за табло над лифтом, когда высвечивало этажи. Лифт остановился начетвертом.
Девушка за прилавком была блондинкой с жесткими вьющимисяволосами. По цвету и фактуре они напомнили мне случайно виденный у одногокоммивояжера кусок пеньковой веревки — ею пользовался палач в Сан-Квентине[2].Светлобровая, с большими зелеными глазами, она старалась сохранять невинныйоблик девственницы начала века. Губки бантиком, бровки подняты, длинные ресницыскромно опущены — ни дать ни взять котенок, отважившийся вылезти из теснойкладовки в гостиную.
— Послушай, сестренка, — обратился я к ней. — Я торговыйагент. У меня с собой список товаров, которые я могу предложить «Этли эмьюзменткорпорейшн». Но прежде мне нужно получить одну информацию. Здесь, в этом отеле,проживает игрок, который должен мне эту информацию предоставить, но я не знаюего по имени.
Отозвалась она голосом, резким и хриплым, как у политикапосле выборов:
— Мне-то что до этого?
Я вытащил из кармана десять долларов — из денег наэкстренные расходы.
— Это девушке, которая знает ответы на все вопросы, —объявил я.
Она скромно опустила глаза. Рука с алыми ногтями скользнулапо прилавку к банкноту. Я прикрыл его ладонью.
— Но ответ должен быть правильным.
Она наклонилась ко мне:
— Том Хайленд, вот кто вам нужен.
— В каком номере он живет?
