Волшебник терпеливо ждал.
— Ладно, — смилостивился старший из стражников. — Идите.
Стражники показали им нужную дверь, за которой в трехстах примерно шагах оказалось помещение размером с две кузницы. Правда, этот зал почему-то бросили недостроенным: резьба покрывала только две стены, а на остальных была едва намечена, на полу лежало несколько грубо обтесанных камней со сколотыми верхушками — нечто вроде сидений.
— Даю вводную, — Филин воткнул в кованое гнездо на стене принесенный из кузницы факел. По стенам заплясали тени. — С одеждой так. Общего рецепта тут нет, кроме рекомендации заниматься подобными вещами продуманно, а не с бухты-барахты. Если превращаешься, Конрад, сосредоточься и считай про себя от десяти до нуля. В обратном порядке. Можешь также сказать себе «пуск» или там «поехали». Тогда и процедура будет поприятнее, и ничего не забудешь — ни одежки, ни, скажем, волос на голове. А то так в чешуе и будешь, история знает примеры…
На первое превращение без скрипичного сопровождения у Кости ушло минут пять, и минуты это были пренеприятнейшие. Особенно его злила участливость, с которой на него смотрел этот Филин. «Небось в душе-то потешается!» — с обидой думал Костя, пытаясь уследить за тем, чтобы на месте крыльев не оказалось липшей пары рук, голова не воткнулась с размаху в стенку, а хвост все-таки вырос. К тому же достигнутым в конце концов результатом Филин насладиться не дал.
— Обратно, — скомандовал он. По-моему, ты плоховато этого хотел… Сосредоточься, юный Конрад! Дела-то нам предстоят нешуточные!
Даже обращение «юный Конрад» Костю не порадовало. Обратно оказалось еще труднее, хотя Филин понял, что его взгляд Костю смущает, и отвернулся.
— Как это — плоховато хочу? — возмутился Костя, наконец вочеловечившись.
— Хвост, — бросил Филин, обернувшись и ознакомившись с достижениями. — Хвост убрать забыл. А вот так. Когда ты при Мутаборе превращался, ты небось впечатление хотел произвести, прямо-таки наповал сразить…
В результате титанического Костиного усилия хвост мало-помалу исчез — рывками.
— А сейчас у нас рядовая тренировка, что тебе. меня-то впечатлять, я и так знаю, на что ты способен… и на что, извини, пока нет, — продолжал Филин. — К тому же и скрипки тут нет — будить Лизку я ради этого не стану, а вечером музыка будет совершенно точно не для тебя. Слушай, Константин, ты дракон или не дракон, в самом деле?!
— Ну, — туманно ответил Костя.
— Баранки гну, — сердито сказал Филин. — Валяй, превращайся. Твоему папе на это секунды достаточно.
Секунда не секунда, но через десяток повторов туда-обратно Костя укладывался уже в полминуты. Правда, с тем, чтобы превращаться начисто и без помарок, пока было плоховато: Костя то забывал убрать чешую, то на драконьей шее оставалась вполне Царапкинская голова, только большая, а один раз в человеческом рту оказались драконьи зубы, и это было по меньшей мере, больно.
— Триллер, — покачал головой Филин, стянув чёрный свитер, под которым оказалась рубашка в неожиданно яркую клетку. — М-да. Ужастик. Страшно похоже на четырехмесячного щенка кавказской овчарки. Не случалось наблюдать? — он, прищурившись, посмотрел на дракона снизу вверх. — Лапы разъезжаются, хвост сам по себе, в глазах изумление перед текущей мимо жизнью… Очень похоже. Ладно, теперь для разнообразия полетаем. В этом деле, Константин, главное — высоты не бояться.
— Вы же вроде в птицу умели превращаться, — с вызовом прогудел дракон, — вот сами бы и показали.
— Зачем? Драконы летают совершенно не так, как птицы, аэродинамика другая. У птиц, если ты заметил, хвоста такого нет, да и размером они поменьше будут. Не говоря уже о весе.
— Ага! — завопил проницательный Костя. — Небось превращаться-то не любите, а меня заставляете!
— Уху, не люблю, — легко согласился Филин, — особенно в последнее время. Знаешь, есть такая болезнь — идиосинкразия называется. Потом в словаре посмотришь. Как подумаю о превращениях, все перья дыбом. Тьфу!.. Ну, давай.
— Что давай?
— Залезай на ближайший камушек. Я не шучу! Залезай. Знаешь, как дракончиков маленьких летать учат? — Филин сделал страшное лицо. — Папа-дракон подкрадывается к ним сзади и спихивает с отвесной скалы в пропасть…
— И что? Кто сразу но разбивается, тот потом летать умеет?
— Эх, Царапкин… Никто не разбивается. Нужно просто на миг потерять опору под ногами. И все — и летишь. По крайней мере, Конрад когда-то мне так объяснял. Залезай и прыгай.
На драконьей морде отразилась крайняя степень недоверия: массивные надбровья поползли вверх, алые глаза сверкнули. Тем не менее, Костя с демонстративной покорностью взобрался на большой плоский камень, потоптался для порядка, уложил хвост и… прыгнул. И полетел.
Это было лучше всего на свете, даже лучше, чем летать во сне, хотя высоченный потолок гномского зала сейчас казался недопустимо низким, а крылья с металлическим скрежетом задевали о стены. Черно-алый звероящер описал плавный круг, отчего в центре зала образовался небольшой смерч, от полноты чувств пустил струю пламени в пол — Филин едва успел увернуться, а в камне образовалась багровая оплавленная воронка — и грациозно приземлился: сначала на задние лапы — когти высекли из мрамора сноп искр, а потом, мягко, как котенок, — на передние.
— Улет. Блеск, — восхищенно выдохнул Филин. — Класс. Потрясающе. Супер-пупер. Молодец, Конрад.
Костя горделиво изогнул шею и торжествующе погремел шипами.
— Теперь мертвую петлю, — велел Филин.
— Ну, знаете! — проревел Костя во все драконье горло, обидевшись, что не дали всласть отоспаться на лаврах. — Да здесь и не развернуться-то толком! Нет уж, сначала сами показывайте!
Филин пожал плечами.
И сделал с места двойное сальто.
— Вот так примерно, — сказал он, приземлившись.
Костя в человечьем обличье сидел на камне и глядел на Филина, разинув рот. Филин смотрел на него сверху вниз, улыбаясь и засунув руки в карманы черных джинсов.
— Вот уж никогда не думал, что такой старикан, как вы… Ой, извините… — пробормотал Костя.
— Ничего-ничего, — ответил Филин, улыбаясь все шире. — Молодец, быстро получилось.
Костя посмотрел на Филина, собрался с мыслями и смог материализовать всего один вопрос из всего многообразия накопившихся:
— А вы что, может, и папу моего летать учили?
— Что?! — удивился Филин. — Нет, конечно. Скорее даже наоборот. Меня тогда и на свете не было. Он же старше меня лет на восемьсот!
— А вам-то сколько лет?!
— Шестьдесят два, — Филин продолжал широко улыбаться, глядя на Костино изумление.
— А я думал, волшебники страшно древние и вообще бессмертные…
— И все поголовно носят такие синие колпаки в золотых звездах и лупят кого попало волшебными палочками?! — расхохотался Филип. Все волшебники когда-то да родились, и некоторые — сравнительно недавно. Например, Лиза. И запомни, лично я смертен и очень даже, так что пламенем драконьим меня лучше не палить. А бессмертие — нет, этого добра мне не нужно. Очень уж равновесие нарушает.
