Приветствую тебя, мой дорогой любопытный друг, открывший книгу. Может, у кого-то уже ночь и засветились на небосводе яркие звёзды, хороводом кружась вокруг Луны, а у кого-то раннее утро, бьющее в лицо свежим морским бризом, или же уютный вечер за чашечкой ароматного чая с вкуснейшими печенюшками, с абрикосовым вареньем и свежими эклерами. Ммм… Ой, я, кажется, проголодался! Не обращайте внимания, я страшный сладкоежка и большой любитель вкусного. Кстати, что касается меня, я даже не представился – я Сказочник. А кто вы, я уже знаю. Не удивляйтесь, я же Сказочник. И как все немногие сказочники, которые всё ещё остались, имею дело с волшебством. Что бы ни произошло и какое время дня ни наступило бы – хоть полдень, ночь, утро или вечер – я желаю вам добра и любви. И сегодня, раз уж вы навестили меня и обрадовали своим присутствием, я расскажу вам одну очень интересную историю, где добро и любовь будут творить удивительные, а порой непредсказуемые вещи. Итак, устраивайтесь поудобнее, укутайтесь пледом, если вам холодно, я начинаю.
Глава I
Когда-то давным-давно, во времена волшебства и чудес, в прекрасном городке с крепостными стенами и зубчатыми замками жил юный поэт. Его ласковые фразы манили сладострастным духом всех, кто прислушивался к нему. Даже бутончики на время раскрывались, стараясь полностью вникнуть во весь смысл его строк. Однажды летним вечером, когда раскалённая докрасна звезда опускалась за горизонт, поэт, сидя у кондитерской, вдыхал аромат свежеиспечённых булок и, глядя на облака с причудливыми формами, придумывал новые куплеты. Так он просидел весь вечер, пока город не начал зажигаться яркими огнями и гирляндами. И в этот самый миг, отвлёкшись от своей думы, поэт увидел в одной из башен неприступного замка сквозь шёлковую занавесь прекрасный силуэт. Образ был настолько изумителен, что робкое сердце поэта в тот же миг начало биться в один такт с загадочной тенью. Хоть и поэт много писал о любви, сам он не сразу догадался, что отныне сердце и душа его принадлежат таинственной незнакомке, что возникла словно мираж в безлюдной пустыне еще юной, не пережившей любовных бурь душе. Он, застывший, глядел в окно, где нежное создание, сидя у зеркала, расчёсывало локоны. «Я никогда не видел ничего более прекрасного», – мысленно подумал Лямель, даже не заметив, как мысли его невольно прозвучали вслух.
– Дочь короля Балруса, принцесса Нарла, будущая королева Кесгора. Не твоего поля ягода, парень, – прозвучал из-за спины хриплый голос кондитера, уже закрывавшего лавку. – Сдаётся, вижу очередное разбитое сердце, – он усмехнулся и, прихрамывая на правую ногу, скрылся где-то в тёмном переулке.
Поэт ещё долго не мог прийти в себя от увиденного. Собирая тетради со стихотворениями, он отправился в своё жилище, неся в сознании печать чего-то чудесного и недосягаемого. Мир начал существовать для него в двух измерениях: мир, где есть она, и мир, где её нет. Всю ночь он находился между сном и явью где загадочный силуэт не переставая возникал перед ним. Всю ночь он лежал в постели и боролся с бессонницей. Загадочный силуэт девушки возникал перед ним. Он не видел лица её, не знал, какая она. Он твёрдо знал лишь одно: с этих самых пор не жить ему без неё, без любви, что поселилась в нём и так ревностно охранялась сердцем.
Настало утро. Рассвет только-только начинал резать кромешную тьму ночи, где-то поблёскивая алым светом. Юный поэт так и не смог уснуть, выжидая время, когда вновь очутится у её окна и когда старый булочник снова откроет свою лавку, дабы расспросить о ней. Он оделся как обычно, взял с собой неразлучную тетрадь и прошагал по каменистой дороге, коротким путём добираясь до кондитерской. Аромат свежего хлеба уже за несколько кварталов выдавал присутствие булочника. Заворожённый предстоящими ответами на свои вопросы, он зашёл в лавку.
– Доброе утро, дядя Фамос.
– О! Добро пожаловать, Лямель. Кстати, ты совсем вовремя, похвастаюсь своими печеньями. Смелей, дегустируй первую партию, – сказав это, булочник проник с перчатками в печку.
– Я пришёл…
– А вот и булки посыпанные сезамом! Полакомься, смелей! – не дав парню даже закончить фразу, предложил дядюшка.
Лямель, доедая пирожок, с полным ртом продолжил:
– Я пришёл… Ну, вы, наверное, догадываетесь зачем…
– Ну, конечно, догадываюсь, ты часто здесь бываешь, сидишь себе тут и придумываешь куплеты, а ещё пробуешь мои шедевры, – Фамос добродушно, почти с отцовской улыбкой улыбнулся.
– Да, вы правы, дядя Фамос, но на этот раз я пришёл совсем по иным причинам. Я хотел бы…
– Расспросить о ней? – старик бровью указал вверх, и если его брови смогли бы превратиться в стрелы, то наверняка они застряли бы у окна принцессы.
Лямель смущённо, но одобрительно кивнул в ответ.
– Ну что ты хочешь узнать? Она принцесса – ты бродяга. Такие, как мы, не должны знать больше. Да и зачем? – утомлённо ответил старый булочник.
– Но всё же, дядя Фамос, помогите мне. Хоть чем-то. Что она любит, когда бывает у окна, да и вообще какая она, Нарла?
– Сынок, – Фамос снял перчатки и сел рядом с поэтом, положив руку на его плечо, – если помнишь, я уже говорил, что скоро она должна стать королевой Кесгора. Герцог Мелзор из Кесгора уже год как приезжает сюда, постоянно добиваясь руки принцессы. И, кажется, скоро король окончательно решит связать судьбу своего единственного чада именно с герцогом. Я тут вижу всё.
Лицо поэта чуть исказилось, выдавая глубокое разочарование.
– Как она выглядит? Расскажите, молю вас, – вымолвил парень.
– Эх, не хочется тебе сердце разбивать, да вот ты сам напрашиваешься. Ладно, так и быть, расскажу, – и старик принялся описывать небывалую по поверьям красоту принцессы: – У принцессы Нарлы чёрные, как мрак, кудрявые локоны, словно сама ночь объяла их, нежная, как эльфийский бархат, кожа, прекрасные губы сочнее алых гранат и необъятно глубокие глаза, в бездне которых можно неминуемо утонуть…
