Неожиданно я почувствовала, что так было всегда: этот белый куль и я, а все остальное мне снилось: и театр, и кино, и Венеция, и весь мир. Только длиннющая река из белого материала и я.
А на проверке я обнаружила себя частью массы, с которой можно делать все, что хочешь. Одеты все одинаково, от этого создается впечатление, что вся эта масса — единое, зависимое существо, в которое можно, если угодно, стрелять, можно куда-то гнать, можно приказать, и оно будет повиноваться.
Знаю, что в библиотеке освобождается место библиотекаря. Не знаю, как и у кого просить об этой работе.
И вот — Бог вновь не оставил меня! Словно все сложилось само собой.
В библиотеку долго никого не брали, назначение зависело от весьма суровой дамы — майора. Я решила рискнуть: «Пойду сама к злющему майору Марии Михайловне». Стремительно вошла в кабинет. Майор сидела за столом и грустно смотрела в окно. Я извинилась и обратилась к ней со своей просьбой. Она внимательно слушала меня. Вдруг вбегает начальница из «заключенных» Лида и начинает хлопотать, что-то перекладывать с места на место, что-то уносить, что-то приносить. Чувствую, что эти зависимые хлопоты раздражают Марию Михайловну.
Она как заорет:
— Что вы, Михайлова, тут крутитесь?
Лида глупо улыбается.
— Гражданка начальница, я хочу, как лучше. А с Валей Малявиной я уже говорила и сказала ваше мнение, что Вале полезнее поработать на фабрике.
Совсем раздраженно гражданка начальница заорала:
— Малявина будет работать здесь, в библиотеке.
Лида обомлела. Покраснела и тихо удалилась.
— Завтра же после проверки приходите работать в библиотеку. Ключи возьмете у Михайловой. Утром разложите по отрядам газеты и журналы, корреспонденция большая, повесите на аллее свежую газету, там есть специальный стенд, вымоете полы в зале, уберете снег около библиотеки и приступите к основному: выдавать книги. Библиотека большая, книги хорошие. Ознакомьтесь с ними. Все. Можете идти.
— Спасибо вам огромное. До свидания.
И началась совсем другая жизнь.
Каждый день я убирала снег вокруг библиотеки, вывешивала на аллее свежую газету, обычно «Труд», и мыла полы в большом читальном зале, включала проигрыватель, слушала музыку и мыла полы. Потом выдавала книги. Все эти занятия мне были симпатичны.
Пришел Новый год. Девчонки нашего отряда очень красиво оформили культкомнату. Елку нарядили, по стенам развесили игрушки, серпантин вместе с елочными ветками, на которых красовались маленькие шишечки. Пластинки в отряде замечательные. Девочки нарядились в красивые платьица, которые шили специально для Нового года, из разноцветных перламутровых пуговиц сделали браслеты, кольца, серьги и даже роскошные пояса, накрасились, причесались с выдумкой и танцевали в культкомнате.
А в секции на каждой тумбочке — торт, приготовленный из печенья, сливочного масла и джема — вкусно! Крепкий-прекрепкий чай готовили потихоньку. Я тоже привела себя в порядок и пошла в культкомнату. Девчонки танцевали с девчонками. Одни из них выполняла роль мальчика. Они не были в вечерних платьях. У них подол сарафана высоко подвернут, темные колготки поддерживались яркими и широкими резинками или подтяжками, на голове — белая косыночка, завязанная так, что кажется пилоткой.
Все в хорошем настроении, все внимательны друг к другу, каждый приглашает отведать свой торт.
Вечером — концерт. Сколько же здесь талантливых, красивых преступниц! Иные очень хорошо поют, иные танцуют, иные читают стихи, непременно свои. Концерт большой, около двух часов. После концерта — снова танцы. Каждый отряд сам по себе. Не поощрялось ходить в гости друг к другу из одного отряда в другой. Мне нравится, что везде очень чисто, начиная с белых простыней и кончая туалетом. На душе покой. На свободе никто не догадывается, что за колючей проволокой и заборами есть покой и умиротворение. Именно умиротворение. Суеты нет. Нет суеты. Хорошо.
Вспомнила нашу с Павликом Арсеновым квартиру, себя в длинной батистовой рубашке, на голубых в цветочек простынях. Босые ноги чувствуют толстый, пушистый шерстяной ковер, пью бутылку холодного белого хорошего вина из тяжелого хрустального бокала, слушаю Баха и гляжу на дождь. Дождь летний, теплый, сильный. Дверь в лоджию открыта, умытые деревья и сирень как бы вошли в комнату. Очень красиво — крупная сирень на влажном темно-зеленом.
Все говорит: и дождь, и сирень, и листья взрослых деревьев.
Но отчего тяжесть на душе? Отчего мне мрачно было? От предчувствий? То неизбежное, что ожидало меня впереди, так мучило меня в тот летний дождливый день. Моя душа была как бы «в заключении». А теперь, когда свершилось неизбежное, на душе у меня покой.
Отчего на этой узенькой постельке, на этих деревянных досках под байковым одеяльцем и вечно скручивавшейся простыней душа моя свободна? Я ведь в тюрьме. Каждое утро я выхожу на проверку, выкрикивают мою фамилию, я свое имя-отчество, ем из старых алюминиевых мисок, за мной наблюдают все сразу: и те, кто обязан, и просто все остальные. Я за проволокой, за забором. Я среди арестованных березок, среди преступниц, тем не менее — душа моя свободна.
…Наступила первая весна на зоне. К нам сюда каждый день приходят работать заключенные-мужчины: их зона, очень маленькая, рядом с нами.
И вот однажды за обедом вижу за столом, где их кормили, молодого парня с удивительно синими глазами и длиннющими черными ресницами. Сам брюнет, а глаза синющие… С ума сойти! Вижу — и он на меня смотрит, улыбается. Спрашиваю у поварихи Тани:
— Кто этот мальчик?
— Володя Кукушкин. Он недавно приехал.;. У нас с ним любовь! Так что извини, Валюта…
А вскоре меня перевели работать из библиотеки в баню. Это даже лучше. Потому что у меня теперь очень чистенький кабинетик с белоснежным бельем и новыми матрасами, на которых я отдыхаю, когда устаю.
Ну, так вот… Солнечным весенним днем я пошла к Танюшке в столовую выпить молока. Конечно, идет обмен. Скажем, я ей — сыр, она мне кружку свежего молока. Иду в столовую через двор и вижу — сидят под солнышком Таня и Володя Кукушкин. Володина рука находится на загорелом Танюшкином колене. Таня успела красиво загореть. У Тани — зеленые глаза, у Володи — синие. Они были очень красивы рядом.
Но мне очень нравится Володя. Он тоже внимательно и значительно смотрит на меня. Что делать-то, а?
И вдруг снится мне сон: Стас, одетый как осужденный, идет мимо библиотеки. Я смотрю в окно, Стас поворачивает за библиотеку. Рядом со мной — Юля Петрова. Спрашиваю во сне Юлю:
— Куда это Стас направился?
— Как куда? К Володе Кукушкину в вагончик.
— Зачем?
— Значит, надо.
Я вышла из библиотеки и пошла в сторону вагончика, где нашла Стаса и Володю. Проснулась и больше не могла заснуть. За обедом в столовой мы с Водолей все больше и больше смотрели долгим взглядом друг на друга. Что-то будет…
