– Да?
– Ну, говорите же, – подстегивает его Опиумная Императрица с кресла Нормана. Она штопает свой похожий на паутину старый чулок.
– Так вот, Эбби, – продолжает Оскар Джек, не заметив, что его перебили. – Некоторые люди, как мы их называем, – «самородки для телевидения», и…
Оно всегда случается, верно? Что-то. Раскат грома. Щелчок микроволновки. Резкий позыв природы.
Или телефонный звонок.
– Простите, я на минуту, – извиняется Эбби. Сердце бьется, как не билось с тех пор, когда она впервые встретила Нормана двадцать лет назад в парке. Она сидела возле песочницы, нянчась с малышкой подруги, а он врезался ей в задницу племянниковой гоночной машинкой с дистанционным управлением. – Возможно, это из вашей Ассоциации.
Эбби поднимает трубку и тут же становится белой, как самоподнимающаяся мука.
– Мам, это мы. Ты должна приехать. Срочно.
– Что случилось? – трясущимся голосом шепчет Эбби.
– У нас только что начались схватки, мам! – кричит близняшка. – А Сам куда-то съебал!
– Розобланши, вы уверены? – нервно переспрашивает миссис Ядр, прикрыв рукой трубку, чтобы Оскар Джек не услышал. – Сейчас столько случаев ложной тревоги… – шепчет она.
– Хватит, мама! – хором вопят они. – Ты должна нам поверить!
Разве мать может не ответить на крик помощи своего ребенка?
Что за несправедливость! Какая дилемма. Рецепт несчастья, думает Эбби, погружаясь в навеянные шоком грезы, в то время как Оскар Джек уплетает очередной Apfelkuchen. Бульон жестокого мира:
Возьмите несколько унций отвратительнейшей неудачи и перемешайте с мерой несвоевременности. Добавьте щепотку злобы и хорошо перемешайте с основным ингредиентом блюда – несправедливостью. Добавьте чуть-чуть горечи и нетерпимости. Щедро полейте подлостью, неприязнью и пессимизмом и остужайте до беспокойного холодка. Подавать порциями с щепоткой желчи и гарниром из дерьма. Внимание: вызывает привыкание.
От лица Эбби отливает столько крови, что Оскар думает: когда придет время, ей потребуется много румян.
– Какая хуйня, – наконец бормочет она.
– Лексика! – пронзительно ликует Императрица.
– Могу ли я чем-нибудь… – начинает Оскар Джек.
– Мам! – орут по телефону Розобланши.
– Да? – слабо переспрашивает Эбби, глядя на выбритое невинное лицо Оскара Джека. Он уже забил ее имя и адрес в свой личный органайзер. Если бы только… – Я не могу! Приехал мой Телепродюсер! Позвоните в «скорую»! – слабо шипит она в трубку.
– Мы звонили! – вопят Розобланши. – Они нам не верят! Они думают, мы придуриваемся! Говорят, у них таких звонков по три каждую ночь! Мы уже сейчас тужиться будем! Мама, помоги!
Эбби стонет.
– Уже еду, – вздыхает она и бросает трубку.
Акробатка делает пару реверансов публике, проносится балетным шагом по голове слона и под восторженные аплодисменты начинает завязываться в узел.
В это же время на полу целый полк sous-chefs деловито штурмует Бомбу, вооружившись ножами, отрезает куски мяса слона, зебры и свиньи и раскладывает по тарелкам, которые держат sous-sous-chefs,[140]a те, в свою очередь, передают их sous-sous-sous-chefs – положить гарнир. Вокруг снуют помощники, стоящие еще ниже в кухонной иерархии, предлагая угощенье гостям, кои восхищенно обсуждают необычный вкус и качество мяса.
Эволюционная Бомба, думает Кабийо, несомненно стала коронным триумфом всей его блестящей карьеры, вершиной его личной эволюции. Даже у Фиалки, ныне воинствующей вегетарианки, хватило politesse2его поздравить – несмотря на неприятие мисс Скрэби любых форм насилия.
– Позволите пгезентовать вам мою книгу? – спрашивает Кабийо, вручая Фиалке первое издание «Cuisine Zoologique: une philosophy de la viande». Выглядит девушка просто великолепно, отмечает он. Необычайно привлекательная. И счастливая. Все-таки есть красота в уродстве. И платье на ней сидит превосходно. При этом мисс чем-то взволнована. Взгляд постоянно скользит по комнате – будто она кого-то ищет.
Это так. И теперь наконец Фиалка его заметила. Он возле стола, накладывает себе щедрую порцию фруктового салата. Глаза Тобиаса, отмечает она, прикованы к маленькой балерине, которая не так давно появилась из Бомбы Кабийо. Женщина, развязавшись из «скорпиона», который делала на голове слона, спрыгнула и теперь, крутясь в пируэтах, мчится через всю залу к дамской комнате. А затем так же внезапно Тобиас оставляет фруктовый салат и шагает за маленькой балериной.
– Фиалка? – спрашивает Кабийо. – Вы пгимете эксэмпляг моего oeuvre?
– О, – встревоженно выдыхает Фиалка. Потеряв из виду и Тобиаса, и балерину (ведь не мог же он проследовать за ней в дамскую комнату?), она с неохотой переводит взгляд на шеф-повара. – Благодарю, мсье Кабийо. – Несмотря на природу содержания книги, ее стоит любезно принять, чувствует Фиалка. Таков компромисс. – Я работаю над собственным, вегетарианским вариантом, – отваживается она.
– Гастения?
– Да. Я собираюсь назвать ее «Бесплотная кухня».
Кабийо поднимает бровь:
– Однажды, моя догогая, вы поймете, што шэловек сосдан питаться не тгавами одними.
Фиалка улыбается.
– Мне вполне хватает, – отвечает она.
– Разрешите вмешаться? – произносит бородатый человечек с блестящими глазами, вертевшийся неподалеку во время всего разговора.
Фиалка и Кабийо переглядываются.
– Прошу вас, мистер Дарвин, – соглашается мисс Скрэби. Наконец-то, слово эксперта в их идеологическом диспуте! – Мы были бы очень признательны, если бы вы высказали свое мнение, не так ли, мсье Кабийо?
– Конешно! Это большая шэсть! Разгешите представить вам, мсье, мисс Скрэби.
– Весьма польщен, мисс, – начинает мистер Дарвин. – Я знаком с вашим отцом. Так вот, человек изначально произошел, как мы знаем, от обезьяны. Последние в основном питаются плодами – хотя есть исключения. Тем не менее, если изучить эволюционный путь человека, мы обнаружим некоторые признаки следующего: процесс развития из человекообразных обезьян, которые, в свою очередь, развились из ветви узконосых обезьян, включал, в том числе, адаптацию пищеварительного канала, который…
– Мистер Дарвин! – перебивает его доктор Скрэби, крича через всю залу и проталкиваясь с боем сквозь ряды сверкающих бальных платьев. – Мистер Дарвин! Наконец-то я вас нашел! Вы должны немедленно проследовать за мной – посмотреть на удивительную особь. Ходячий, говорящий гибрид человека и обезьяны – здесь, под этой самой крышей!
Чарлз Дарвин разражается смехом:
– Вот уж действительно, необычайно занимательный банкет. – Он улыбается, а затем, уже тише, обращается к Фиалке: – И от Ее Величества Королевы никто такого не ожидал.
