Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
день. Он довольно рано ушел спать. Провалившись в сон, он снова ощутил смертельный холод и понял, что вот-вот он увидит Лизу. В ужасе Елисеев проснулся. Он повернулся обнять Веру Федоровну, но вместо нее рядом с ним лежала сестра в свадебном платье. Григорий проснулся от собственного крика. Он потом долго не мог уснуть. Гриша переживал, что что-то страшное случилось с Гулей или Петей.
Вера пыталась попасть в ванную комнату. Дверь не открывалась. Она решила подождать, пока Мария Андреевна закончит свои водные процедуры. Но время шло, а свекровь не выходила. Молодая женщина встревожилась. Она робко постучала. Ответа не было. Тогда Вера пошла за Сережей.
Выломав дверь в ванную, обнаружили Марию Андреевну, повесившуюся на полотенцах. На туалетном столике она выложила женихову шкатулку, которую ей перед свадьбой преподнес Гриша – черепаховый гребень с драгоценными камнями, колье из дорого жемчуга. Золотой крестик фирмы Фаберже был надет на Маше. Она считала его своим оберегом и никогда не снимала. К сожалению, он не смог ее спасти. В ее комнате, на кровати, лежало платье, которое она выбрала для погребения.
XVIII
В первый день октября 1914 года в Петрограде стояла на редкость ясная погода. Осеннее солнце отчаянно заливало светом город, даря несбыточные надежды на то, что зима заблудится, потеряет дорогу к северной столице. И только где-то далеко, на краю лазурной палитры, можно было заметить зловещую тучу, которая медленно расползалась по небу, как черная клякса на свежей акварели, постепенно поглощая все на своем пути. Нужно было обладать недюжинным зрением, чтобы рассмотреть неминуемо надвигающееся ненастье, поэтому большинство горожан просто радовались последним погожим дням и внушающим оптимизм новостям с фронта. Солнечно улыбаясь, они шли навстречу неминуемой смертельной мгле, которая очень скоро накроет всю страну.
Воспользовавшись прекрасным днем, многие достопочтенные жители столицы выбрались на улицу: кто-то просто лениво пройтись по набережным и понежиться на солнышке, кто-то – съездить в Царское Село на освящение церкви Красного Креста, где присутствовала царская семья. Озябнув на прогулках, горожане потянулись в кафе, чтобы согреться, выпив чаю или чего покрепче, побаловать себя изысканными десертами и обменяться последними известиями.
Озорные лучи пробивались сквозь легкие ажурные занавески кафе-кондитерской. Они резвились на сладостях, выставленных во внутренних витринах, перепрыгивая с разноцветных пирожных на многоярусные бело-розовые торты. Кружевные платья посетительниц идеально вписывались в эту зефирную картину. Рядом крутились детки – сплошь белокурые ангелочки в атласных ленточках и в костюмчиках с морскими воротничками. Столы ломились от изобилия фруктов, десертов и мороженого. Официанты элегантно лавировали между столиками, разнося ароматный кофе и горячий шоколад. Большинство посетителей кафе были знакомы друг с другом. Они раскланивались со вновь вошедшими или покидающими заведение. Разговоры за столиками сливались в единое убаюкивающее журчание. Ненавязчивым фоном звучал рояль. Идиллия. Все здесь пахло миром, роскошью и ванилью.
Григорий Григорьевич и Вера Федоровна держались особняком, заняв место за столиком, отгороженным от остального кафе ветвистой пальмой в кадке. Ни с кем не общаясь, никого не приветствуя, никого не замечая, они были полностью поглощены друг другом, обсуждая планы на будущее. Нельзя было не восхититься тем королевским достоинством, с которым Вера Федоровна держала осанку, ее изящными руками с длинными пальцами. Солнце бросало отблеск на локон, выбившийся из-под шляпки, и от этого она словно вся светилась, как сказочная нимфа. Как же она была прекрасна в ту минуту! Гриша не мог отвести от нее своих притягательных голубых глаз.
Распахнулась дверь, и в кондитерскую вместе с прохладным воздухом ворвался мальчишка – разносчик газет.
– Свежие новости! Страшная трагедия! Самоубийство на Песочной!
Несколько посетителей вскочили и тут же купили газеты. Рояль затих. На какую-то долю секунды в давящей тишине был слышен только шелест страниц. По мере прочтения дамы с ужасом заахали, мужчины нахмурились. Кондитерская заполнилась возбужденным гулом. Известие о трагедии сломало и без того условные барьеры между столиками, объединив всех посетителей в общем обсуждении случившегося. Дамы защебетали, перебивая одна другую, не давая мужчинам ни единого шанса вставить хоть слово.
– Какой ужас! Мне кажется, я ее видела третьего дня… – начала одна.
– Чему же тут удивляться? Ведь у него любовница! Выходят в свет вдвоем при живой-то жене… – подхватила вторая. – Никакого стыда…
– Да кто же эта развратница? – подключилась третья.
– Ничего особенного… – прокомментировала посетительница, которая, видимо, знала об этой истории больше всех, либо ей хотелось, чтобы все так думали. – Обычная дама полусвета… хотя довольно красива…
– И все-таки… из-за какой-то кокотки… тогда уж половине Петербурга можно на себя руки наложить… – не унимались дамы.
– Грех-то какой!
Дверь кондитерской снова распахнулась, и на пороге появилась дама с горящими от возбуждения глазами и ярким румянцем.
– Вы слышали? – громко поинтересовалась она, не успев отдышаться.
– Да… да… такой ужас! Только что прочли в газете. Чудовищное несчастье! – одновременно, перебивая друг друга, затараторили посетительницы.
Дама подошла к столику, за которым вели беседу о шелковых рубашках.
– Да что они знают, эти газетчики? Вот там написано, что она повесилась на своей косе? – выдала гостья, усаживаясь на стул, услужливо отодвинутый официантом.
На секунду в кафе вновь воцарилась тишина. Каждый невольно представил себе жуткую картину. Но уже через мгновение помещение опять наполнилось гамом. Посетители были так заняты пересудами, что не заметили, как Гриша с Верой поспешно вышли из кафе.
Вернувшись домой, Гриша не мог успокоиться. Он мерил комнату шагами и громко негодовал.
– Что за своенравная женщина! Строптивица! Все-таки сделала по-своему! Как она посмела?!
Вера молчала. Она пыталась накапать ему успокоительных капель, но у нее сильно дрожали руки.
– А эти паразиты! Я узнаю об этом не от них, а из газет – каково?
– Гриша, успокойся, пожалуйста! Выпей вот это!
Гриша махнул капли залпом, даже не поморщившись.
– Что же мы теперь будем делать?
– Она упрямая, а я еще упрямее. Она что думала? Что меня этим остановит? Исключено! Мне никто не указ! Поедем в Привольное, обвенчаемся.
– Стоит ли сейчас торопиться?
Гриша пристально посмотрел на нее. У Веры Федоровны появилось ощущение, что она ляпнула какую-то глупость.
– Если ты возражаешь… – медленно начал он.
– Гриша, это единственное, о чем я мечтаю. Просто не хочу, чтобы нас потом осуждали…
– Я и теперь не медовый пряник, не всем нравлюсь! Не убудет.
На похороны супруги Елисеев не пошел. Он был зол и на нее, и на сыновей.
XIX
Проводить Машу в последний путь съехалась вся большая семья – Елисеевы, Дурдины, Растеряевы, Полежаевы, Смуровы. Были все, кроме Григория. Манефа, которая еще не поправилась до конца, настояла, что непременно должна быть на погребении своей девочки.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
