впечатление тягостное. Вы сваяли на редкость отвратительный и тягомотный роман!
Лицо политтехнолога-убийцы дернулось: он явно ожидал иного, гораздо более благосклонного, вердикта.
– Не найдя признания ни у критики, ни у публики, вы решили… воплотить в жизнь все то, о чем живописали, и еще много чего другого? – продолжила она.
Не в жизнь – в смерть.
Принесли закуску и, выждав, пока их вновь оставят наедине, убийца наконец ответил:
– Жаль, что вы не смогли понять тайную суть моего произведения!
Зоя глотнула воды из бокала и принялась за салат.
– Может, нет никакой глубокой сути?
Мороз, которому ее замечания были не по душе, заявил:
– Конечно же, есть, просто никто упорно не желает его видеть. Вокруг одни тупицы и бездари!
Поглощая салат, Зоя любезно осведомилась:
– Вы имеете в виду обитателей тех высоких кабинетов, куда регулярно захаживаете?
Мороз, усмехнувшись, сказал:
– Ну, что это мы все обо мне и о моем, я это признаю, ограниченном таланте. Лучше давайте поговорим о вас, Зоя Игоревна. И о вашем даре!
Зоя, осторожно положив приборы на край тарелки, ответила:
– Нет, давайте лучше о вашем. Хотя у вас не дар, а мания!
Но Мороз упорно не желал ее слушать. После очередной смены блюд он заявил:
– Да, ваш дар уникален, ведь так? Не то что мой, я это признаю. И как долго и с каким успехом вы и ваш супруг водите за нос почтенную публику! Восхищен и тем, что вы добровольно уступили лавры героя своему сексапильному мужу. А если он вас бросит?
– А если вас больше не станут пускать в высокие кабинеты? – парировала Зоя. – А ведь не будут, и пропуск в высшие сферы на КПП без объяснений отберут, если узнают, какое у вас кровавое хобби!
Убийца, смерив ее взглядом, сказал:
– Но как же они узнают-то? Вы ведь никому не скажете?
Зоя честно призналась:
– Скажу. Потому что вас надо остановить. Вы больны, поверьте мне и моему дару. Я чувствую это.
Она в самом деле ощущала удушающее амбре желания убивать, которое каждой клеточкой своего тела источал ее приветливый и начитанный собеседник.
– Ну а что вы еще чувствуете, Зоя Игоревна? Например, тревогу за своего мужа и вашего очаровательного сыночка Антошу?
Скомкав салфетку, Зоя швырнула ее на стол и поднялась.
– Нас ждет еще десерт, куда же вы!
– В полицию, чтобы проинформировать их о том, что вы – убийца. Я и так слишком долго тянула с этим.
Мороз, сверкая стеклами очков, ответил:
– Не берите на понт, как принято говорить в тех самых высоких кабинетах, куда я вхож. Сядьте и ждите десерта. Иначе я убью и вас, и вашего мужа, и вашего сына. Хотя нет – убью только мужа и сына, а вас, Зоя Игоревна, так и быть, оставлю в живых, так будет мучительнее.
Она опустилась на стул, понимая, что он не шутит. Отнюдь не шутит.
– Так какой десерт вы хотите? Рекомендую лимонно-манговое суфле, его здесь делают просто великолепно! Или вы хотите мороженое?
В мозгу Зои вспыхнула сценка из далекого прошлого: красный шарик мороженого падает на асфальт, расплываясь кровавой кляксой, к которой спешат деловитые муравьи.
– Тоже нет? Ну, тогда клубнику в желтом шоколаде, это нечто. И по черному кофе.
Явно наслаждаясь десертом и то и дело посматривая на притихшую Зою, политтехнолог рассуждал:
– Никуда вы не пойдете и никому ничего не скажете, потому что иначе я вырежу вашу семью. Я это делать умею, уж поверьте.
Да, он это умел.
– А вместо этого вы на следующих выходных навестите меня в моем подмосковном домике. И я вам кое-что покажу. Не дергайтесь вы так, понимаю ведь, звучит из уст не первой молодости мужчины, обращающего эту фразу к молодой женщине, весьма пошло, но я хочу ознакомить вас со своей литературной коллекцией, которую я храню в особой, тайной, комнате.
– Литературной? – переспросила тихо Зоя, в этом совсем не уверенная, и политтехнолог осклабился.
– Ну, отчасти, скажем так. Вы навестите меня, я вас жду! Я пришлю за вами автомобиль, скажем, к «Луи-Филиппу», в воскресенье в четыре дня.
Зачем она ему? Зоя, которую охватила дрожь, поняла: уж точно не для того, чтобы беседовать о литературе.
– И на вашем бы месте я соврал мужу на вопрос о том, куда вы едете. Не надо ему знать. Ни ему, ни вашему прелестному сыночку…
Покинув «Луи-Филипп» и чувствуя себя так, будто ее через мясорубку пропустили, Зоя поехала не в Центр, хотя обещала Андрону, что направится после обеда именно туда, а домой, потому что хотела увидеть, обнять и прижать к себе Антошу.
Последующие дни она размышляла о том, ехать ли ей к Морозу. Она элементарно не знала.
Она боялась того, что ждало ее там, в доме убийцы, – но еще в большей степени того, что произойдет, если она не навестит его.
Наверное, она приняла бы решение, но болезнь сына заставила ее полностью изменить планы. В субботу у ребенка поднялась температура, а в воскресенье его доставили в больницу. Андрон и Зоя весь день и часть ночи провели там, пока не выяснилось, что кризис миновал и мальчику ничего не угрожает.
О поездке к политтехнологу-убийце она и думать забыла, но вспомнила об этом, когда в понедельник во второй половине дня вместе с мужем вернулась в их особняк: там ее ждал привезенный курьером огромный букет пурпурных роз, а также плюшевый песик, точно такой же, который был оставлен на месте одного из последних убийств. У него на шее болталась записка: «Желаю скорейшего выздоровления маленькому Антоше, крепкого здоровья и долгих лет жизни. Все сдвигается на неделю. Жду».
Зоя, прочитав эту записку, в которой Мороз недвусмысленно угрожал жизни ее ребенка, разорвала ее негнущимися пальцами, а когда муж поинтересовался, кто же прислал розы и песика, она заявила:
– Кто-то из твоих благодарных пациенток!
Она решила, что никуда не поедет. Она просто не может ехать – но имеет ли она право подвергать жизнь Андрона и Антоши опасности?
А пока она размышляла, столицу потрясло двойное убийство, случившееся в ночь с четверга на пятницу. Были лишены жизни две молодые актрисы, игравшие в последней пьесе гениального драматурга Стасика.
Читая подробности в Интернете, Зоя чувствовала, что у нее волосы встают дыбом.
Одну из девушек, рыжеволосую, подававшую несомненные надежды красавицу, обнаружили нагой и задушенной за столом в собственной кухне – а рядом с ней корзинку с желтыми сливами мирабель.
Другую актрису, немного старше, прелестную блондинку, нашли в кровати, спеленутой, подобно мумии, холстами – и со снятым скальпом,
