и она заплакала. Неожиданно громко, навзрыд.
– Ну что ты, что ты… – бессмысленно повторял Слава, гладя большой рукой ее трясущиеся плечи. – Не плачь… Ему все стало ясно. Вот и доверяй женщинам секреты. «Ну, Дашка! Чтобы я еще хоть раз…» – подумал он и осекся. Следующего раза, скорее всего, не будет.
Глава 9
Место, где боги спустились на землю
Красный воздушный змей кувыркался в горячих потоках времени. Его вынесло наверх, и он увидел скользящую по небу огромную тень. Она устремилась к земле, которая лежала внизу, бесплодная и пустынная. Тень опустилась на голые бурые камни, и змей увидел широкие сгорбленные плечи, могучие мускулы рук, перекатывающиеся под синей кожей.
Синекожий осторожно положил на землю мертвое тело женщины, завернутое в шафрановое покрывало, и принялся что-то искать. Его всегда бесстрастное лицо выглядело непривычно растерянным, а горестно сжатый рот кривился, словно он едва сдерживался, чтобы не заплакать.
Так и не обнаружив пропажи, синекожий яростно тряхнул головой, разметав длинные, покрытые пеплом волосы, и огромная тень птицей взметнулась вверх, растворяясь в бирюзовых прожилках небесной глади и уносясь к ослепительной вершине снежного Кайласа.
Воздушный змей видел блестящую серебряную сережку, выпавшую из уха мертвой жены Великого Шивы.
Она закатилась под горячий коричневый камень и тихо дремала, а внутри нее уже зрели золотые и зеленые семена жизни, громоздились белые каменные ступени гхатов, прорастали клейкими ростками острые купола храмов Маникарники.
Его повлекло вниз, змей пронесся над серебряной гладью Ганги и стал парить над берегом, где по дороге в Сарнатх остановился отдохнуть стройный молодой человек, чьи блестящие черные волосы были забраны в высокий узел, открывая большие уши с мясистыми мочками.
Он стоял, сложив на животе удивительно длинные гибкие пальцы, и смотрел на воду с кроткой безмятежной улыбкой, которую не сумеют передать тысячи золотых и каменных статуй, спустя годы воздвигнутых его последователями.
Змей спустился еще ниже и увидел вдали пурпурные плащи и круглые блестящие щиты грозных македонских фаланг, которые с лязгом вступали в зеленые долины Индии. Вперед вырвался загорелый всадник на гнедом жеребце, широкий лоб и раздувающиеся ноздри которого напоминали морду быка.
Всадник взглянул на стройные ряды своих сариссофоров, и его острое нервное лицо со впалыми щеками осветилось той радостью, с какой ребенок смотрит на любимую игрушку. Солнце отражалось в бронзовых шлемах и нагрудниках воинов, играло на страшных остриях копий сарисс, но красный змей знал, что пыльным колоннам эллинов не суждено достичь ворот сияющего города Шивы.
Новый порыв, и красный змей закружился над крышами великого города, словно мираж повисшего над водами Ганги. Варанаси внизу дышал дымом костров, возвышаясь громадами ярко раскрашенных зданий и узкими силуэтами причудливых остроконечных храмов. И повсюду, где человеческие руки нанесли свежую краску на фасады домов, она, словно пудра, осыпающаяся с морщинистых щек вечности, лезла лохмотьями, обнажая древние выщербленные камни.
Он пролетел сквозь сладковатый дым Маникарники, над торжественными и суровыми куполами храма Шивы, над черными закопченными ступенями гхата, где уже тысячи лет неугасимо и жарко пылал священный огонь погребальных костров, дарующий освобождение тем, кто искренне верит.
Он увидел, как в грязном приюте на засаленной бордовой подушке застыло торжественно и успокоенно крохотное, почти детское личико старого учителя Викрама, и услышал, как заплакали, обнимая друг друга, его дочь Сати и невестка Кумари. Он в последний раз взглянул на вечный город, где перестал бояться смерти, и простился с ним навсегда.
Исчезла искристая вода Ганги с плывущими по ней жертвенными венками из мохнатых оранжевых бархатцев, и сквозь пелену дождя призывно сверкнули золотые луковицы белокаменного собора на крутом зеленом холме, потянулись внизу уродливые провода железной дороги и за мокрыми кронами деревьев проглянула тревожная рябь сизой реки.
Он парил над городом, в котором родился, где почти не встретишь прямой улицы, и все они, купеческие и дворянские, коммунистические и ленинские, бегут под горку или карабкаются вверх. Он увидел племянницу с коляской во дворе дома, куда его когда-то привезли завернутого в одеяло, перевязанное голубой лентой, и помахал ей сверху, прощаясь.
Его путь лежал к серым пятиэтажным коробкам, построенным в годы кукурузной лихорадки.
– Мам! Смотри, какой воздушный змей!
С балкона четвертого этажа на него восхищенно таращилась худенькая большеглазая девочка лет десяти, очень похожая на свою маму.
– Пойдем, мышонок! А то папа уже заждался! – донеслось из комнаты.
Он не осмелился взглянуть в лицо со знакомыми кошачьими скулами, но при звуках упругого веселого голоса Лены тяжесть, гнетущая его долгие годы, вдруг исчезла, и он ощутил теплую светлую радость.
Он неумело погладил мышонка Таню по гладким черным волосам. Аккуратно расчесанные на пробор и заплетенные в тугие коротенькие косички, они пахли чистотой и детским шампунем. Девочка, ощутив дуновение ветерка у макушки, удивленно оглянулась по сторонам и сморщила носик, словно от щекотки. Антар в последний раз взглянул на гибкий силуэт женщины, замершей перед зеркалом с губной помадой в руке, и резко оттолкнулся от прошлого.
Воздушный змей безвольно скользнул вниз и повис на проводах мокрой красной тряпкой, похожей на флаг страны, в которой он когда-то родился, а Антар закрыл несуществующие глаза и, не жалея ни о чем и ничего больше не желая, со счастливой улыбкой поплыл вверх, растворяясь в ласковом золотом свете источника жизни.
Глава 10
Медик
В аэропорту его встречали. К счастью, не полиция. Едва Павловский миновал таможенников, которые с подозрением покосились на его поцарапанное лицо, и вышел в зал прилета, на него набросился и едва не сбил с ног стремительный рыжий вихрь. Сияющая Верочка повисла у Влада на шее, по-девчоночьи болтая длинными ногами и заставляя других встречающих оборачиваться. – Владислав Сергеевич! Как же я рада вас видеть! Я так боялась, что с вами беда случилась! Ой! Что у вас с носом?
Павловский замер, неловко прижимая к груди ее хрупкое легкое тело. Его вдруг поразила мысль, что во всем этом бессмысленно огромном городе нашелся только один человек, который искренне радуется его возвращению.
– Ну что вы, Верочка! Ничего же не случилось. Все хорошо… – растерянно говорил он, гладя ее по рыжим кудряшкам большой шершавой ладонью. – А с носом ничего страшного, дышать не мешает…
– Да как же не случилось? – она отпустила его шею и, отстранившись, требовательно уставилась ему в лицо круглыми зелеными глазами. – Звоню-звоню, а у вас все время телефон отключен… А вы сказали, если что, позвонить следователю…
– Ну и как? Позвонили? – Влад тяжело вздохнул, представив, как будет объяснять события последних дней.
Деньги пропали, и немалые. Десять миллионов долларов. Спросят, конечно, с него. Слишком многое в этом деле указывает на его особую роль.
– Нет! Я решила сначала с папой поговорить, – смутилась Верочка, которой было неловко признаться, что она не выполнила поручение начальника.
– А… – не нашел
