в Чили крепким спортсменом, остались кожа да кости. Он был абсолютно бесплотен. Глаза запали, лицо осунулось, а руки, словно обтянутые мятым пергаментом, походили на конечности скелета. О страданиях Роя свидетельствовали не только физические признаки голода и лишений, но и выражение глаз.
После встречи с родственниками молодых людей пригласили в полковой медпункт для повторного осмотра, а доктора, члены командного комитета и уругвайский дипломат Сесар Чарлоне принялись решать, куда их дальше отправить: к товарищам в больницу Сан-Фернандо или же прямиком в Сантьяго. Когда выяснилось, что ребята чувствуют себя хорошо и в состоянии выдержать еще один полет, выбор остановили на Сантьяго. Была суббота, 23 декабря, и все сочли необходимым собрать на празднование Рождества спасенных уругвайцев и их близких, чтобы и те и другие обрели наконец душевный покой после долгой разлуки. Юноши снова сели в вертолеты, уже в третий раз за день. Родителям Роя Харли и сеньоре Сербино разрешили сопровождать сыновей. Вертолеты взлетели с плацдарма возле штаб-квартиры Кольчагуанского полка и вскоре приземлились на крыше Центральной городской больницы Сантьяго.
2
В больнице святого Иоанна Богослова в Сан-Фернандо восемь молодых уругвайцев провели первую за последние два с лишним месяца ночь в настоящих постелях. К комфорту они привыкали с трудом. Даниэлю Фернандесу приснилось, что с горы сходит лавина. Юноша, вздрогнув, проснулся и увидел, что его покрывает не снег, а мягкое одеяло. Он попытался заснуть, но чувство тревоги не исчезало. «Что за идиот толкает меня ногами?» — подумал он и понял, что опять ошибся — лежит один на больничной койке. Коче Инсиарте спал крепче Фернандеса. На рассвете его разбудило пение птиц. Он лежал изумленный и счастливый, а когда в палату вошла медсестра, попросил ее открыть окно. Девушка выполнила его просьбу, и Коче полной грудью вдохнул свежий летний воздух. Наиболее здоровые пациенты вышли из своих палат и уселись на плетеные стулья, стоявшие в конце коридора возле окон с видом на предгорья Анд.
В восемь утра в больницу вернулся падре Андрес. Он принес кассетный магнитофон, чтобы записать на пленку свои беседы с уругвайцами.
— Нами двигали жажда жизни и вера в Бога, — сказал Манхино. — Мы всегда оставались сплоченной командой. Если кто-то падал духом, остальные старались подбодрить его. Мы каждый вечер читали молитву по четкам, и это укрепляло нашу веру, которая помогла преодолеть все невзгоды. Господь послал нам это испытание, чтобы мы стали другими. Я сильно изменился и уже никогда не вернусь к прежнему образу жизни… И все это благодаря Господу.
— Мы хотим проповедовать веру всему миру, — сказал Карлитос Паэс. — В горах мы приобрели очень горький жизненный опыт, потеряв многих друзей, но лишения закалили нас. Это были самые суровые испытания в моей жизни. Что до путешествий, то я больше никогда не сяду в самолет. В Уругвай возвращусь поездом… Я довольно опытный регбист. Когда заносишь мяч в зачетное поле соперника, очко зарабатываешь не ты один, а вся команда. В этом главное достоинство регби. Мы выжили потому, что в нас был силен командный дух и крепка вера в Бога. И мы усердно молились.
В половине одиннадцатого утра на террасе корпуса, где находились палаты уругвайцев, состоялась пресс-конференция для толпы нетерпеливых журналистов, два дня осаждавших больницу. Инсиарте и Манхино не встали с постелей, остальные звезды теле- и радионовостей, облачившись в одежду, купленную для них медперсоналом или в большинстве случаев полученную бесплатно от продавцов магазинов Сан-Фернандо, разрешили себя фотографировать. Конференция была непродолжительной, а ее главные герои — немногословными. Когда их спросили, чем они питались в Андах, они ответили, что купили в Мендосе много сыра, а в горах росли разные травы.
В одиннадцать часов епископ Ранкагуанский вместе с тремя священниками из больничной часовни начал служить мессу.
Ребята (некоторые в инвалидных колясках) расположились в первом ряду прихожан. Служба имела для каждого из них огромное значение, и на осунувшихся лицах застыло выражение благодарности и любви к Господу. За все недели, проведенные в ожидании этого дня, они ни на миг не утратили веры во Всевышнего; ни разу не усомнились в Его любви или одобрении их отчаянной, тяжелой борьбы за выживание. Теперь те же самые уста, что вкушали плоть погибших друзей, алкали тела и крови Христовых, и из рук служителей своей церкви они получили долгожданное Святое причастие.
После мессы все стали готовиться к отъезду в Сантьяго. К тому дню уже было решено, что Манхино и Инсиарте доставят в карете скорой помощи в Центральную больницу, а остальные шестеро поедут в отель «Шератон Сан-Кристобаль», где уругвайцы собирались вместе встретить Рождество.
Перед отъездом некоторые юноши приняли приглашения на обед от жителей Сан-Фернандо. Семейство Канесса отправилось в гости к доктору Аусину, а Нандо Паррадо, его отец, сестра и зять пошли в ресторан с неким мистером Хьюзом и его сыном Рики. Потом чилийцы отвезли гостей на «шевроле-камаро» в Сантьяго, расположенный почти в ста милях[126]от Сан-Фернандо. Нандо эта поездка доставила исключительное удовольствие, ведь свой интерес к автомобилям он не утратил даже после всего пережитого в Андах.
Хавьер Метоль первым из второй группы спасенных пассажиров «Фэйрчайлда» оказался в Центральной больнице Сантьяго. Этой группе выделили палату на последнем этаже больничного здания. Вертолет приземлился на крыше, поэтому Метоля пришлось спускать на носилках всего через один лестничный пролет. В широких коридорах больницы толпились люди. Они улыбались, аплодировали, иные даже плакали от радости при виде отважных уругвайцев, столь чудесным образом вернувшихся в мир живых.
На Метоле все еще была одежда, которую он носил в Андах, и, как только ему показали его койку, он попросил разрешения принять душ.
— Да, конечно, — ответила медсестра и в кресле-каталке отвезла Хавьера в ближайшую ванную комнату. Там она сказала, что несет за него ответственность и потому должна будет находиться рядом с ним. Метоль поспешил заверить молодую женщину, что ее присутствие нисколько его не смущает. Будь он самым стеснительным человеком в мире, и тогда целая армия медсестер не смогла бы помешать ему как следует вымыться. Хавьер снял грязную одежду и подставил тело под мощные струи горячей воды. Они больно хлестали по исхудавшим спине и плечам, но эта боль доставляла наслаждение. Когда Метоль вылез из ванны и облачился в белый больничный халат, им овладело чувство необыкновенной легкости, будто он родился заново. Мужчина снова сел в кресло-каталку, и медсестра увезла его обратно в палату, где он увидел группу доставленных вместе с ним в больницу парней,
