Когда Сесострис вышел из храма, его шумными криками приветствовал народ. Внезапно всеобщая радость была прервана, и любопытные расступились.
Появилась группа из тридцати воинов, держащих на поводках огромных собак. Это были отборные телохранители покойного Укха, и их начальник, казалось, вовсе не питал трогательных чувств по отношению к гостям.
— Мы не готовы склонить голову! Эта провинция была независимой, и она такой останется!
— Прекрати говорить глупости, — вмешался Несмонту. — Его Величество только что спас твою землю от уничтожения. Отныне она будет ему покорной.
— Нам не нужна внешняя власть, — упрямился командир отряда. — Я объявляю себя новым главой провинции и выгоню любого пришельца, который вторгнется на мою территорию.
— Восстание против фараона карается смертью, — напомнил Сесострис. — Я позабуду твой минутный гнев, но ты должен сейчас покориться.
— Если вы сделает хоть шаг вперед, я отпущу собак.
— Не рискуйте, — посоветовал монарху Сехотеп. — Нас не так много, чтобы устоять. Лучше вернемся в храм.
Сесострис шагнул навстречу бунтовщикам.
Начальник отряда и его воины отпустили собак, которые рванулись к царю.
Собек хотел встать перед царственным владыкой, но тот сухим и непреклонным жестом его остановил.
Когда до жертвы оставалось чуть меньше метра, собаки, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, перевернулись в воздухе, стали хищно скалиться и яростно лаять, потом успокоились. Перед царем была теперь спокойная стая, вожак которой подошел к нему приласкаться, а потом лег у его ног.
— Даже эти звери знают, кто я. А ты, недостойный начальник, не заслуживаешь больше чести ими командовать.
В панике офицер попытался бежать, но двое бывших его подчиненных размозжили ему голову ударом дубины.
Народ снова закричал от радости, а Сесострис подумал о том, что ему предстоит продолжать борьбу. От судьбы акации зависела судьба всего Египта, и в случае неудачи нужно было готовиться к следующим катастрофам.
В одном он был уверен: покойный Укх не был виновен в причинении зла дереву Осириса. Оставалось только двое подозреваемых: Джехути — правитель провинции Зайца, и Хнум-Хотеп — правитель провинции Орикса.
Маленькая комнатка, посвященная культу предков, скромная приемная, спальня, туалет, комната для водных процедур, кухня, погреб и терраса: служебная квартира Икера не была дворцом, но в ней было приятно жить. Она была недавно побелена и здесь было все необходимое. К счастью, рядом находилась конюшня, в которой жила только старая ослица, с которой Северный Ветер тотчас же подружился.
Поскольку у писца пожитков было совсем немного, он тут же и переехал. В тот момент, когда он заканчивал раскладывать свои вещи, у его двери появился один бедолага.
У него были длинные волосы, заросшее щетиной лицо, сутулая спина; он был худ и старался быть незаметным.
— Я — слуга, который дан вам в услужение на два часа два раза в неделю.
В первое мгновение Икеру захотелось отослать его назад и самому заняться своими делами. Но человек показался ему не совсем незнакомым. Он пригляделся.
— Нет, не может быть... Невероятно... Это ты, Секари?
— Хм... Да, это я.
— Ты меня не узнаешь?
Несчастный осмелился взглянуть на своего хозяина.
— Икер... Как ты хорошо одет!
— Что с тобой приключилось?
— Обычные неприятности. Теперь уже лучше. Ты согласен принять меня на службу?
— Честно говоря, это меня немного смущает!
— Платит городская управа. Убирая пятнадцать домов, я бегаю за продуктами и кое-где подрабатываю тем, что мастерю понемногу — все это позволяет не так уж плохо жить.
— Где ты живешь?
— В садовом шалаше. Я ухаживаю за садом и имею право собирать там плоды.
— Войди, выпьем по стаканчику.
Старые приятели вспомнили о своих приключениях в шахтах Синайских гор, но Икер не стал рассказывать подробности того, что с ним произошло с момента их расставания.
— Вот ты и вошел в элиту писцов, — сказал Секари, — и у тебя прекрасная карьера впереди.
— Не суди по внешнему виду.
— У тебя неприятности?
— Может быть, но мы поговорим об этом позже. Устраивайся по своему вкусу, этот дом становится и твоим. Прости, меня ждут дела.
Только яростно работая, Икеру удалось немного унять свое возбуждение и успокоиться. Теперь у него было доказательство того, что его кошмар был реальностью, что «Быстрый» выстроен командой ремесленников из Кахуна и что этот корабль не мог принадлежать никому иному, кроме фараона Сесостриса.
Никто не хотел верить в существование таинственной страны Пунт, но юноша прекрасно знал, что именно она являлась целью путешествия того судна, на борту которого он едва не погиб.
Икер снова отправился к Рубанку. На этот раз он расскажет ему все.
Дверь дома была закрыта.
Писец постучал, но никто не ответил. Его окликнула соседка.
— Что тебе нужно?
— Я хотел бы повидать Рубанка.
— Это совершенно невозможно, мой бедный мальчик. Прошлой ночью он умер. А ты его родственник?
— Нет, но мы друг друга знали и мне нужно было кое-что у него спросить.
— Этот старый скряга больше ни с кем не поболтает! В конце жизни он нес невесть что.
— Отчего он умер?
— Старость, что же еще! У него все сдало — сердце, легкие, почки... Все было изношено. Пусть он не жалуется: он, по крайней мере, не страдал.
— Вы навещали его?
— Как можно реже, как и все другие соседи. Он утомлял нас своими плотницкими историями, да и заговаривался к тому же. А когда его слушали невнимательно, становился раздражительным.
— Стража не заходила к нему незадолго до его смерти?
— Стража? А что он сделал?
— Ничего, ничего... Просто есть тут один вопрос.
Соседка посмотрела на Икера внимательно.
— Ах, так значит старик был замешан в незаконной торговле! А ты, парень, случаем не из стражников?
— Нет, я просто его друг.
— Что-то молод ты для того, чтобы быть другом Рубанка!
Икер предпочел уйти. Ему бы хотелось, конечно, попасть в дом старика и порыться там, но зачем? Писец не верил в то, что смерть его была естественной. А убийцы старика, разумеется, постарались уничтожить какой бы то ни было компромат.
Но кто мог действовать с полной безнаказанностью, если не стражники, послушные приказам начальства и уверенные в том, что их никогда не привлекут к ответственности? Управитель города, должно быть, в курсе. Но над ним есть министр. А над министром — покровитель Кахуна, сам царь Сесострис.
