Вот теперь им предстояло срочно решить еще одну непростую задачу.
Берни знала, как семьи относятся к извещениям о том, что их родственник погиб на поле боя. По-разному относятся. Когда люди спрашивали, сразу ли он погиб или долго страдал, невозможно было предугадать их реакцию на то или иное известие. Некоторые принимали горе со смирением, другие — нет. Но никто не хотел бы услышать, что их сын, брат или отец был убит по собственной глупости, да еще навлек смерть на своих товарищей. Сокрытие некоторых фактов могло облегчить их страдания; полная правда не способна вернуть погибшего к жизни. Правду лучше оставить историкам и обнародовать намного позже, когда она уже никому не сможет причинить горя.
Дому было совсем ни к чему все это знать. Так же как и остальным членам семейства — по крайней мере сейчас.
— Скажи ему, что он погиб как герой, — наконец решила она. — Ведь так и было. Он позаботился о том, чтобы ты остался в живых, и подорвал мост. А бедняжке Дому еще предстоит с этим жить.
— Да, — согласился Маркус, не отрывая взгляда от своей руки. — Все произошло именно так.
Никто не мог опровергнуть эту версию. Никто не слышал их разговора, а в официальном рапорте они прочтут правду, за исключением тех мелочей, которые касаются только ее и Маркуса. Берни молча стояла, держа руку на спине Маркуса, пока «Ворон» не приземлился на берегу моря. А когда опустился трап, она позаботилась, чтобы первым на борт был доставлен погибший Карлос Сантьяго.
Глава 18
Сэр, разве у нас недостаточно капралов и сержантов? Я доволен своими товарищами, и разве я буду лучше бить проклятых червей, имея на рукаве лишние нашивки? В наше время у каждого только одна задача — убивать червей, убивать больше червей, а потом убивать их еще больше. Для этого не обязательно увеличивать численность младшего командного состава. Но тем не менее спасибо вам, сэр. Это очень лестное предложение.
(Рядовой Август Коул снова отклоняет предложение полковника Виктора Хоффмана)
ХАСИНТО, НАШИ ДНИ.
СПУСТЯ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ДНЯ-П
Черви появились откуда-то из-под развалин, и Хоффман на мгновение задумался, как они поступают с пленниками.
Хотя сам он не собирался испытывать это на себе. На боку у него был пистолет, и в случае неблагоприятного исхода полковник собирался лишить червей удовольствия от своего общества. Да и то лишь после того, как заберет с собой столько противников, сколько сможет.
— Они ползут из того подвала, — сказал Калисо. — Мы можем попытаться завалить его или ждать, пока они подойдут ближе.
— Сделаем одну попытку и отойдем назад, — решил Хоффман. У них не было возможности пополнить боеприпасы из БТРа, не говоря уже о том, чтобы скрыться. — Я тебя прикрою.
Хоффман открыл огонь, а островитянин подбежал к дверному проему и бросил вниз гранату. Трое червей уже почти вылезли на поверхность, и граната пролетела мимо них, а потом ударилась о ступеньку и взорвалась. Калисо успел уложить двоих, прежде чем Хоффман почуял их запах, но из-под обломков поднималось еще с полдюжины врагов.
Они сражались совсем не так, как люди. Черви не придерживались определенного порядка. Казалось, у них нет никакой организации: ни отрядов, ни других подразделений. Хоффман не отметил у Саранчи даже никаких общепринятых приемов боя, кроме одного: классическая засада, а потом многочисленные нападения сразу со всех сторон и стремление смешать строй солдат.
"А вот и запах. Как же я его ненавижу!"
Кроме всего прочего, они никогда не занимали позиции для стрельбы. Они всегда старались завязать рукопашный бой. Хоффман не сомневался, что это психологический прием: ведь они должны знать, какими ужасными выглядят в глазах людей.
"Но мы сумеем приспособиться к любым уловкам. И убивать их".
Калисо никогда не отступал перед червями. Он сразу же шагнул вперед и полоснул ближайшего противника но лицу — не смертельный удар, но достаточный, чтобы ослепить его на некоторое время, чтобы отдернуть пилу и вонзить в грудь. Хоффман из-за боли в раненой ноге и возраста двигался гораздо медленнее и потому ожидал, пока черви подойдут сами. Он не переставал посылать в них короткие очереди, держа автомат на уровне груди. В то же время он прикидывал, не удастся ли в последние секунды, когда не останется надежды на спасение, заманить их поближе к «Броненосцу» и взорвать заложенную бомбу.
Но для этого они были слишком сообразительными. Чересчур сообразительными.
Они пытались окружить его. Со всех сторон.
Хоффман начал стрелять с бедра. Калисо подошел к нему и подтолкнул, указывая на подходящее укрытие за бетонным столбом.
— Они хотят поиграть в засаду. Может, они не готовы к тому, чтобы объект предпочел остаться в зоне поражения.
— Ты совсем сошел с ума, Калисо. — Хоффман наугад пустил длинную очередь поверх бетонного столба. — Только идиот на такое способен. Мертвый идиот.
— Мы сражаемся не с человеческими существами, сэр.
— А я говорю, мы будем их атаковать. — Хоффман твердо верил, что каждое существо чего-то боится, и надо только определить, чего именно. А если не можешь определить — старайся убить противника, прежде чем он убьет тебя. Так велись все войны с незапамятных времен. — В любом случае я не смогу обогнать этих тварей.
Хоффман продолжал стрельбу. Калисо перешел на одиночные выстрелы, как это делала Берни, и они разделили между собой оставшиеся патроны. Чтобы уложить червя — Хоффман подсчитал, — в среднем требовался десяток пуль: это означало, что полного магазина хватит только на шестерых. А если полковник не остановится, он может опустошить обойму за пять секунд.
"Чтобы снова привыкнуть к автомату, оказывается, надо больше времени. Я становлюсь обузой".
Он с восемнадцати лет держал в руках «Лансер», но старые образцы не так быстро пожирали патроны. Если продолжать подобные вылазки, надо попытаться отыскать на складе что-нибудь более подходящее. Нет смысла держать в руках оружие, которое тебя опередило.
"Продолжать? Вероятно, я закончу свои дни так же, как лейтенант Ким. Бросившись на лезвие проклятого червя. Не хватало еще, чтобы из-за меня погиб и Калисо".
Ему уже не составляло труда определить, на что способен тот или иной человек, поглядев на него сквозь призму прожитой жизни. Калисо не гак давно перевалило за тридцать, он в прекрасной форме и очень агрессивен. На поле боя он стоит пятерых таких, как Хоффман.
"Есть смысл пожертвовать собой, чтобы дать ему возможность принять участие в будущих сражениях".
"Черт, сколько можно размышлять о собственной смерти?!"
Хоффман понял, что просто хотел таким способом возбудить ярость, и замахнулся бензопилой на ближайшего червя. Поднявшийся в душе гнев, ударившие в лицо брызги крови — все это полковник принял как должное. Он вышел из-за столба и, низко пригнувшись, выстрелил вверх. Следующий червь налетел на него и едва не сбил с ног. Хоффман, отскочив к стене, попытался разделаться и с ним.
