— А-а-а-а-а-и-и-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у, — жалобно причитало существо, вторя танцевальным па жреца. — А-а-а-и-и-у-у-у-у-у… а-а-а-и-и-у-у-у-у…
Вопли становились все энергичнее и короче, совершенно не подчиняясь ритму танца. Когда они стали достаточно громкими, собравшаяся толпа начала им вторить. Сначала это было лишь тихое бормотание, но постепенно оно переросло в громкие отчетливые крики:
— Envoie! Envoie! Envoie![42]
Пляска все убыстрялась. Теперь ноги жреца мелькали без остановки, а топот стал частым, как барабанная дробь.
— А-и-и-у-у-у-у-у-у! — ревело существо из-под пола.
— Envoie! — отвечали ему прихожане.
Внезапно Шарьер замолчал. Голоса в церкви тоже затихли. Но внизу кто-то продолжал тяжело дышать, стонать и шаркать ногами.
Д’Агоста, затаив дыхание, не отрывал глаза от камня.
— Envoie! — выкрикнул жрец, сходя с плиты. — Envoie!
Четверо мужчин, стоявших по углам плиты, подняли веревки и, перекинув их через плечо, стали тянуть. Плита дрогнула, накренилась и со скрежетом оторвалась от пола.
— Envoie! — снова завопил жрец, поднимая вверх раскрытые ладони.
Мужчины оттащили плиту в сторону и бросили веревки. Под ней открылась темная дыра в полу. Сектанты сгрудились вокруг в молчаливом ожидании. Боссон, не двигаясь с места, не сводил с них внимательного взгляда. Из дыры повеяло запахом склепа.
Теперь оттуда доносилась целая гамма звуков: кто-то суетливо шаркал ногами, скребся и нетерпеливо причмокивал.
А потом из темного провала появилась рука и вцепилась в край каменной плиты. Бледная костистая рука с похожими на веревки сухожилиями. За ней появилась и вторая, после чего показалась голова — влажные спутанные волосы и ничего не выражающее одноглазое лицо. Второй глаз был скрыт под запекшейся кровью и гноем. Подтянувшись на руках, существо с трудом вылезло из ямы и повалилось на пол церкви, царапая ногтями пол. Толпа восхищенно застыла, послышалось несколько одобрительных возгласов.
Д’Агоста в ужасе наблюдал за происходящим. Перед ним был человек или по крайней мере бывший человек, который неделю назад напал на него около Вилля. В этом он был абсолютно уверен. Но это был не Феринг и уж никак не Смитбек. Живой? Или его воскресили из мертвых? У д’Агосты мурашки бегали по телу, когда он смотрел на это жуткое существо. Одутловатое, изможденное лицо, тело, разрисованное кругами, завитушками и крестами, которые проглядывали из-под грязных лохмотьев, служивших ему одеждой. Но, приглядевшись, д’Агоста заметил, что это не просто лохмотья, а остатки старинного одеяния из шелка или атласа, истлевшие от времени и заскорузлые от крови и грязи.
Сектанты с благоговением взирали на существо, которое неуверенно топталось на месте, поглядывая на верховного жреца, словно в ожидании приказа. Изо рта у него текла слюна, хриплое дыхание было похоже на звук, с которым воздух вырывается из мокрого пакета, когда его резко сожмут. Единственный зрячий глаз казался безжизненным.
Из складок своего балахона Шарьер извлек небольшую латунную чашу. Окунув нее пальцы, он окропил голову и плечи покачивающегося существа чем-то похожим на масло. Потом, к безмерному удивлению д’Агосты, жрец опустился на колени и низко ему поклонился. Все остальные сделали то же самое. Пендергаст дернул лейтенанта за балахон, чтобы тот последовал их примеру. Д’Агоста встал на колени, вытянув руки в сторону зомби, как это сделали все присутствующие.
— Мы кланяемся нашему защитнику! — провозгласил жрец. — Он наш меч, наша скала, все мы приветствуем его!
Сектанты с готовностью подхватили.
Дальше Шарьер заговорил на каком-то незнакомом языке, и то же сделала его паства.
Д’Агоста посмотрел вокруг. Боссон куда-то исчез.
— Как боги укрепляют нас с небес, так и мы укрепим тебя сейчас! — провозгласил жрец, снова переходя на английский.
Как бы в ответ послышалось тоненькое ржание. Обернувшись, д’Агоста увидел маленького гнедого жеребенка не старше недели, которого подводили к деревянному столбу. Он звонко стучал копытцами, пытаясь удержаться на длинных шатких ножках, и жалобно ржал, поводя большими испуганными глазами. Мужчина привязал его к столбу и отошел в сторону.
Жрец поднялся с колен. Раскачиваясь и пританцовывая, он поднял блестящий нож, похожий на те, что полицейские изъяли во время обыска.
«О Господи, нет», — подумал д’Агоста.
Все стояли, повернувшись лицом к жрецу. Церемония приближалась к кульминации. Шарьер начал исступленную пляску, продвигаясь все ближе к жеребенку. Толпа раскачивалась в такт его движениям, сверкающий нож поднимался все выше. Жеребенок испуганно бил копытцами, жалобно ржал и мотал головой, пытаясь освободиться.
Жрец подошел к нему вплотную.
Д’Агоста отвернулся. Жеребенок пронзительно заржал, толпа ахнула — а потом послышался предсмертный вопль.
Сектанты затянули очередное песнопение, и д’Агоста повернулся обратно. Жрец поднял на руки умирающего жеребенка, судорожно дергавшего ногами. Толпа расступилась, и он пошел по нефу, возвращаясь к тому месту, где стояло человекообразное существо. С громким криком жрец бросил жеребенка к его ногам. Сектанты повалились на колени, и д’Агоста с Пендергастом поспешили последовать их примеру.
Взревев, зомби бросился на мертвое тело и вцепился в него зубами. Разорвав жеребенку брюхо, он вырвал из него внутренности и с довольным урчанием стал запихивать себе в рот.
Толпа начала скандировать:
— Накормим защитника! Envoie! Envoie!
Д’Агоста в ужасе смотрел на чудовище. Все его существо потряс какой-то первобытный страх. Он взглянул на Пендергаста. Тот метнул быстрый взгляд на приоткрытую боковую дверь, которая вела в темный пустой коридор. Д’Агоста сразу все понял. Это путь к их спасению.
— Envoie! Envoie!
Существо с дикой жадностью пожирало жеребенка. Наконец оно насытилось и поднялось на ноги, как бы ожидая приказаний. Сектанты тоже разом вскочили с колен.
Жрец махнул рукой, и толпа расступилась, образовав живой коридор. В дальнем конце церкви со скрипом открылась железная дверь. В церкви повеяло свежестью, в прямоугольнике дверного проема загорелась ночная звезда.
Положив руку на плечо зомби, Шарьер указал длинным костистым пальцем на открытую дверь.
— Envoie! — хрипло прошептал он. — Envoie!
Фигура медленно зашаркала к двери и исчезла в темноте. Дверь с гулким стуком захлопнулась.
Сектанты несколько ослабили свой религиозный экстаз и задвигались. Жрец стал убирать останки жеребенка в ящик, похожий на гроб. Ужасное действо подходило к концу.
Пендергаст стал медленно перемещаться к выходу. Д’Агоста последовал за ним, стараясь придать походке самый непринужденный характер. Через минуту Пендергаст уже взялся за ручку двери.
