вспомнив запись из дневника Василевской.
– Насколько мне известно, да.
– Уверены? – следователь выгнул брови. – Он ничего не говорил о том, что у него есть брат?
– Брат? – Матвей опустил взгляд и чуть нахмурился, вспоминая. – Нет. Впервые слышу.
– Вам известно, возникали ли между Вишневским и Василевской какие-либо конфликты? – Морозов поджал губы и коротко мотнул головой. – Абсолютно любого характера.
– Нет. Мне ничего об этом не известно.
– Можете рассказать о нем чуть подробнее? – Морозов задумчиво поджал нижнюю губу. – Как можете охарактеризовать его? Каким вы знали его в школе? Любые детали подойдут.
– Ну… – Матвей немного растерялся. – Учиться он не особо любил, но никогда не пропускал уроки черчения, геометрии, технологии. У него было прекрасно развитое пространственное мышление. Отлично рисовал. Я ничуть не удивился, когда узнал, что он выбрал архитектурный факультет. Очень ему подходит… – Матвей рассеянно развел руками. – Как я уже сказал: курил, пил, иногда баловался травкой. Никаких тяжелых наркотиков. Как бы это странно ни звучало, но он заботился о своем здоровье. Очень уж себя любил… Занимался спортом, играл в школьной баскетбольной команде. – Матвей растерянно провел по губам, потупив взгляд. – Богдан всегда ходил с короткой стрижкой. Ненавидел, что волосы завивались. Стиль в одежде предпочитал неформальный. Любил пирсинг и татуировки. Сейчас он выглядит совсем иначе… Хотя я не удивлен. Он всегда умел притворяться.
– Татуировки? – Морозов чуть нахмурил брови. – У него была татуировка?
– Да. Была одна жуткая. – Матвей коснулся пальцами места чуть ниже груди, слева. – Здесь. Странная рожица с раскрытой зубастой пастью.
Морозов внес какие-то записи в ежедневник. Задумчиво провел подушечкой большого пальца по щетинистой коже под губой, не отрывая взгляда от исписанных страниц. Вспомнив разговор с Вишневским о книгах, который ему показался достаточно искренним, Морозов решил прощупать границы между ложью Богдана и его правдой:
– Какую литературу предпочитает? Есть какие-то любимые книги?
– Книги? – Матвей громко фыркнул и еле сдержался, чтобы не рассмеяться. – Сомневаюсь, что он умеет читать.
– Значит, нет? – с нажимом спросил Морозов и посмотрел на свидетеля исподлобья.
– Значит, нет!
Морозов продолжал задавать, как казалось присутствующим, совершенно нелепые вопросы, все больше раздражая Зиссермана. Хомутов исправно фиксировал показания, растерянно поджимал губы и тяжело вздыхал каждый раз, когда слышал о предпочтениях Вишневского, что, по его мнению, не имели никакого отношения к делу. Кажется, они просто зря теряли время. Но вмешиваться в ход следственного действия не смел.
Спустя час…
Три долгие бессонные ночи Василисе снились кошмары, пронизанные тяжелыми воспоминаниями и стыдливыми фантазиями. Словно некий безумный калейдоскоп, перед глазами проносились отрывки картин из ее жизни. Нежные, вновь вспыхнувшие чувства росли с каждым днем. Разбередили старые раны. Как оказалось, время не вылечило боль – лишь загнало ее вглубь.
Василиса знала о себе все. Не обманывалась. Не пыталась убедить себя в ложности испытываемых чувств. Скрывать их истинную природу от самой себя не имело никакого смысла. Борьба с постыдным плотским влечением не являлась чем-то новым для нее. Но отвернуться от сердца оказалось сложнее, невзирая на все внутренние запреты. Василиса страшно боялась. Опасалась, что хрупкий ящик из детских воспоминаний, душевной боли и панического страха, что был так глубоко запрятан годами, в какой-то момент не выдержит давления и треснет. Разорвется на мелкие осколки. Выпустит на свободу мощнейший поток, что взрывной волной накроет ее с головой.
Она ужасно боялась остаться один на один со всем тем, что обещала принять и более никогда не вспоминать. В полном одиночестве. Ведь тот, кто желал быть рядом, не умел сопереживать, поддерживать, а главное – говорить о своих чувствах. А может, и не хотел. Василиса чувствовала себя обманутой. Непроходимой дурой, которая нарисовала в голове абсурдную картину своего будущего, добавив чрезмерное количество ярких красок. Тех, что были ей не по карману.
– Василиса Андреевна, – Морозов перестал тихо переговариваться с Хомутовым и наконец обратился к Колычевой, переводя на себя ее рассеянное внимание.
– Да?..
– Ваши данные с момента последнего допроса не изменились?
Колычева неуверенно мотнула головой, но спустя секунду нервно прочистила горло и ответила:
– Все по-прежнему.
– Есть необходимость в повторном разъяснении ваших прав и обязанностей? – Морозов чуть склонил голову к плечу. – Все помните?
– Да… Точнее… Нет! – Василиса растерянно провела ладонью вниз по затылку, под собранными в хвост волосами и задержалась на шее. – Права и обязанности мне ясны и понятны. Спрашивайте, пожалуйста.
– Скажите… – Морозов сделал небольшую паузу и поджал губы, – когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Вишневским Богданом?
– Простите?..
– Просто отвечайте, – мягко перебил ее следователь.
– Ну… – Василиса опустила руку. – Мы друзья. Знакомы с самого первого дня, как я прибыла в кампус. Мы завтракали вместе в первый день. Сидели рядом. Так и познакомились.
– Вам известно, где он был в день смерти Василевской Сони?
– Утром я, Богдан и Полина пошли на завтрак. – Василиса чуть нахмурила брови, вспоминая. – Обедали мы порознь, поскольку Богдану необходимо было поработать над курсовой работой. Ужин я пропустила. Потом он застал меня на балконе… – Василиса чуть замялась. – Ну… я уже рассказывала об этом. Когда мы возвращались в свои комнаты, обнаружили труп.
– В котором часу вы встретились на балконе?
– Не уверена… Думаю, без четверти одиннадцать. – Колычева неопределенно повела плечами. – Может, позже. Не знаю. У нас не было часов при себе.
– А где он был все то время до вашей встречи?
– Не знаю. Мы это не обсуждали. Да и он мне не докладывает.
– Скажите, как много вам о нем известно? – Морозов проигнорировал едкое замечание Колычевой и, заметив ее озадаченный взгляд, решил внести немного ясности в суть допроса. – Можно сказать, что вы друзья? Что можете рассказать о нем? Семья? Увлечения? Что угодно.
Колычева оторопела. За эти семь месяцев они с Богданом невольно сблизились и действительно проводили вместе много свободного времени. Василиса была искренней и открытой, любила поговорить обо всем и ни о чем в принципе. Делилась с Вишневским личными, сокровенными и даже совершенно незначительными вещами. Будь то ее болезненное прошлое, счастливые эпизоды, связанные с отцом, или совершенно скучные лекции профессора Бологовского. Богдан умел слушать и никогда не осуждал, всегда старался поддержать и помочь.
Колычева была уверена, что они знали друг о друге все и даже больше, чтобы называться друзьями. Но именно в тот момент, сидя перед следователем и обдумывая ответ на его вопрос, Василиса поняла, что не знала о Вишневском ровным счетом ничего. Кто его родители? В какой семье он рос? Каким он был в школьные годы и какой была его первая любовь? Любимые еда и цвет? Музыка? Фильмы?
